– Я не ношу короткие юбки, – с ироничной насмешкой сказала женщина.
– А зря. У вас очень красивые ноги.
– Это комплимент или нездоровая фантазия?
– Нет, это комплимент и вполне здоровая фантазия. Вы же в спортивном костюме, с пылесосом, квартира в Москве. Где-то в районе Алтуфьевского шоссе, если я не ошибаюсь?..
– Не ошибаетесь, – не без удивления посмотрела на него женщина.
– Я видел, куда падал.
– Откуда вы падали?
– С Луны, – засмеялся Торопов. – Вы думаете, я сошел с ума? Нет, это Эльвира Тимофеевна свела меня с ума. Кто-то сводит мужчин с ума своей красотой, кто-то лекарствами, у каждого свой способ, только последствия разные. Я не знаю, чем она меня обколола, но я рад, что мне явились вы. Приятно видеть ваше мимолетное видение…
– Я не видение, – покачала она головой. – Я настоящая.
– Хотелось бы верить, но не получается. Эльвира Тимофеевна запудрила мне мозги, и я уже ничему не верю…
– А своим ощущениям верите?
Дарья Павловна подошла к Павлу, села на краешек кровати, взяла его за руку. Ладонь у нее нежная, теплая. Живая. Реальная. И пахнет от нее хорошо. Тонкий аромат дорогих духов, волнующий запах свежевымытых волос.
– Начинаю верить. Но не совсем.
Павел и сам не понял, как его рука потянулась к ней, и пальцы легонько сжали ее упругую грудь. И тут же полетели искры из глаз – это Дарья Павловна от всей души влепила ему пощечину.
– А теперь верите? – язвительно спросила она, поднимаясь с кровати.
– Теперь верю, – кивнул Торопов, потирая огнем горевшую щеку.
Как солнце выходит из-за горизонта, так и его сознание поднялось над сумеречным туманом. Теперь он ясно соображал, что Дарья Павловна реальна, как матрац кровати под ним и домашняя пижама, в которую он был одет.
– Скажите, а где я? – спросил Павел.
– У меня дома… Илья Макарович сказал, что вы придете в себя как минимум завтра, но, я смотрю, вы уже оклемались. И даже руки распускаете. – Если и было сейчас в ее глазах осуждение, то минимальное.
– Эльвира Тимофеевна утверждала, что вас не существует в природе. Я должен был проверить.
– Эльвира Тимофеевна та еще штучка!
– Мне ли этого не знать.
– Скажите спасибо Косынцеву: если бы не он, сгинули бы вы неизвестно где.
– Почему неизвестно? В психушке бы и сгинул. В соплях, в дерьме, но всем всегда довольный…
– В психушке, но в какой – вот в чем вопрос?
– Понятно, в какой, в нашей.
– Не все так просто. Илья Макарович сказал, что вас собирались переводить в другую больницу.
– В какую другую?
– Он не сказал… Похоже, знал, но не сказал, – с сожалением произнесла Дарья Павловна.
– Значит, он меня спас.
– Да, я подошла к нему, спросила про вас. Он долго не хотел разговаривать со мной, но я видела, что его терзают сомнения, стала настаивать… Сначала он рассказал мне про Катю, изменившую ему со своим братом, который, как оказалось, ей вовсе и не брат…
– Да, я говорил ему об этом.
– Вы говорили, а он проверил. И еще вы сказали ему, что брат этот или, вернее, «небрат» мог убить Горуханова. Виктор его, кстати, зовут. Нарядился этот Виктор в клоуна и убил Горуханова…
– Представляю, что вы сейчас обо мне думаете, – хмыкнул Торопов.
– Я вам верю. И Косынцев поверил. Дело в том, что он видел на складе костюм клоуна. И шары воздушные там были… Откуда взялся этот Виктор, Косынцев не знает. Катя сказала, что приехал ее брат, попросила приютить. Вернее, она сама приютила Виктора, а Косынцева попросила не возражать… Да он и не возражал, потому что сама Эльвира Тимофеевна не возражала. Он видел, как Архипова приходила на склад к этому Виктору.
– Картинка проясняется… Если, конечно, мы разговариваем наяву, а не где-то там. – Павел сначала покрутил пальцем у виска, а затем вознес его к небу и очертил им круг вокруг головы.
– Мы разговариваем с вами наяву. Вы же не хотите, чтобы я залезла к вам в постель для реальности, так сказать, ощущений, – саркастически усмехнулась Дарья Павловна.
– Разве я говорил, что не хочу? Разве я не говорил, что я мужчина? – спросил Торопов с примесью кавказского акцента.
– Но вторую пощечину вы точно не хотите.
Женщина смутилась и вместе с тем рассердилась так, как будто это он завел разговор о постели. А ведь у нее самой с языка сорвалось.
– До или после?
– Мне кажется, мы немного переборщили с юмором, – поморщилась она.
– Тогда будем говорить всерьез. Но на «ты». Или нет?
– Или да.
– Между прочим, мы уже общались на «ты», – вспомнил он. – Но это было в моем больном воображении. Кстати, тогда ты мне посоветовала отказаться от ужина с галлюциногенными грибочками… Выходит, ты спасаешь меня во второй раз.
– Косынцев тебя спас. Он отправил в твою палату санитаров, они вынесли тебя через проходную, посадили ко мне в машину…
– Да, но ты его на это подбила.
– Только не подумай, что из личных симпатий, – колко усмехнулась женщина.
– К Илье Макаровичу?
– Нет, к тебе…
– Личные симпатии ко мне? Я тебе сочувствую. У меня скверный характер, и еще по ночам я храплю…
– Не смешно. У меня к тебе профессиональный интерес. Мне нужен компромат на Эльвиру Тимофеевну. Мне нужно прижать ее к стенке.
– Личная симпатия и общие интересы – гремучая, скажу тебе, смесь… Кстати, ты замужем?
– Это не имеет значения.
– Для кого, для тебя или для меня?
– У тебя язык еще не болит?
– Нет. И это меня пугает. Легкость общения – признак галлюцинации. Если, конечно, дело не касается моей жены. Если она является, то держись, рта не даст открыть. Но если ты правда избавила меня от Эльвиры Тимофеевны, тогда она больше не явится. И ты всегда будешь настоящей… Так в чем она перед тобой провинилась?
– Спасибо, что дал слово, – сыронизировала Дарья. – И передо мной она провинилась, и, чувствую, перед законом.
– Петля по ней плачет.
– Да, но нет доказательств, чтобы отправить ее на эшафот… Мой клиент попал в очень неприятную историю. Его обвиняют в убийстве сестры Архиповой.
– У Эльвиры Тимофеевны убили сестру? – заинтригованно спросил Торопов. – Она мне об этом ничего не говорила.
– Разве она была обязана тебе об этом говорить? – внимательно посмотрела на собеседника женщина.
– Нет конечно… А давно ее убили?
– Не очень. Это произошло недели две назад. А на следующий день моего клиента взяли под стражу. По обвинению в убийстве Елены Корчиной, двоюродной сестры Эльвиры Тимофеевны. Якобы он отравил ее…