Приосанившись, усевшись в позе Будды, староста изрек:
– Я нашел тебе мужа, Лейла. Вот твой муж. Он пока что не мусульманин, но это ничего, наши предки тоже когда-то не были мусульманами. Дня через три вернется старый Хазинг и сделает по всем правилам... Ну, ты рада? Белый, повидал мир, симпатичный, сильный...
– А он не будет меня бить? – спросила Лейла, опустив ресницы.
– Если ты будешь хорошей женой, ни за что не будет, – заверил староста с усталым видом человека, осилившего недюжинную работенку, чуть ли не на манер Сизифовой. – Ну, я пойду проверю, как там наши лентяи чинят сети. Скоро пойдет рыба, за всем нужно присмотреть, а эти разгильдяи сами ни за что не справятся... Вы тут сами придумаете, чем заняться... – Он обернулся в дверном проеме, воздел палец: – И смотрите у меня, чтобы ни капли на землю не сбрызнуть! Мне нужны внуки!
С этим циничным до наивности напутствием он исчез. Слышно было, как он спускается по скрипучей лесенке. «Вот это и называется – влип, – подумал Мазур без особой удрученности, глядя на стоявшую перед ним новообретенную женушку. – Двоеженец, а?»
Новоявленная супруга опустилась рядом с ним на колени, лукаво глянула из-под длиннющих ресниц:
– Муж, может быть, ты сбросишь эту тряпку? Такую гадость в доме держать стыдно, я тебе найду саронг поприличнее...
Корабль погиб. Все погибли. Он оказался один-одинешенек, заброшенный черт-те куда. Все эти печальные истины, разумеется, угнетали не на шутку, но то, что с ним сейчас происходило, было столь причудливой смесью сна и яви, что казалось, будто за пределами хижины больше и нет д р у г о г о мира, насыщенного техникой и шпионскими сложностями. Потонул, как Атлантида. Здесь, где время давным-давно остановилось, где мало что изменилось с каменного века, в существование технотронно-шпионского мира верилось плохо. Ах, какая она была красивая...
– Я, кажется, знаю, что ты собираешься сказать, – тоном воспитанной девочки и с решительно противоречащей этому тону улыбкой промурлыкала Лейла на приличном пиджине. – Чтобы я сняла одежду?
– Угадала, – сказал Мазур, избавившийся от потасканной тряпки, украшавшей торс не самого высокопоставленного члена здешнего общества.
Она двумя движениями сбросила блузку и саронг, прильнула к Мазуру и зашептала на ухо:
– Говорят, белые умеют ублажить девушку замысловато? Знаешь, муженек, мне ужасно надоели здешние пентюхи – кладут тебя, как колоду, и сами барахтаются, как колода, так скучно... Мне с тобой будет весело, правда?
– Правда, – сказал Мазур, осторожно опрокидывая ее на пестрое покрывало.
Она ни капельки не сопротивлялась, часто дыша, зашептала в ухо:
– Покажи мне что-нибудь интересное для девушки, как это будет... узнавательно?
– Познавательно, – сказал Мазур.
– Недавно приходила шхуна, и моряки оставили такой... журнал. Мы с девушками листали... – Она, фыркнув, кратенько обрисовала ему жарким шепотом увиденное. – Это просто для красоты или так тоже делают?
– Сейчас... – сказал Мазур.
В голове вертелось еще что-то деловое – советское консульство, шифр, собственное аховое положение, – но природа, как неоднократно отмечалось передовыми мыслителями, свое берет и в более критических ситуациях...
Новобрачная блаженно ахнула. Семейная жизнь налаживалась.
Капитан-лейтенант Кирилл Мазур, он же белый человек Джимхокинс, зять и новоявленная правая рука вождя, предпочитавшего цивилизованно именовать себя старостой, возлежал на возвышенном месте, в тени пальмы, откуда открывался невыразимо прекрасный вид на зеленые склоны по бокам и синее море впереди. Живописно задрапированный в чистенький полосатый саронг, он лениво пускал дым и наслаждался пейзажем – то есть занимался тем же самым, что и предыдущие восемь дней. Пролеживал бока, передвигаясь вслед за тенью.
Столь беззаботный образ жизни не имел никакой связи с его высоким местом в здешней иерархии, обретенным столь неожиданно. По большому счету, он попросту вел м у ж с к о й образ жизни.
В некоторых отношениях эти места были сущим раем на земле. Мечтой лентяя. Неведомый автор «Домостроя» мог бы повеситься от зависти.
Одно немаловажное уточнение: сущим раем остров был исключительно для мужеска пола. За дровами и по воду к родникам ходили женщины, стирали и готовили женщины, они же, как легко догадаться, возились на крохотных плантациях бананов и кукурузы. А также выполняли любую другую работу, какая могла обнаружиться. Мужчины же если над чем и трудились, так это над тщетными усилиями придумать, наконец, что бы еще изобрести, чтобы не было так скучно. Первые два-три дня их еще развлекал Мазур (как и они его), но потом зять старосты превратился в привычную деталь местного пейзажа и утратил в глазах односельчан обаяние новизны.
Сейчас, правда, с дюжину аборигенов мужского пола возились у воды, старательно чиня прорехи в огромных сетях. Но тут уж ничего не поделаешь – ежегодная повинность. Скоро вблизи от острова должны были появиться косяки какой-то крохотной рыбки, которую дня три-четыре вычерпывали прямо-таки тоннами, сушили на солнце и продавали китайцу, а тот уж отправлял ее на Яву, где из нее, по слухам, готовили какую-то вкусную приправу. Это приносило кое-какие денежки, а потом деревня опять погружалась в нирвану до следующего аврала ровнехонько через год.
Все дело в климате, очень быстро разобрался Мазур. В краях похолоднее им пришлось бы работать на совесть – или быстренько вымереть. Здесь же можно было с грехом пополам прожить, свалив работу на женщин. Овощи кое-как произрастали, куры неслись худо-бедно, а порой староста чуть ли не пинками отправлял кого-нибудь порыбачить или договаривался с местным лесным надсмотрщиком, чтобы тот подстрелил дикого буйвола. Лентяи кое-как существовали.
Была, правда, парочка завзятых охотников, пропадавших в лесу, но основная масса мужского народонаселения, хоть и принюхивалась завистливо к наплывавшим от их хижин ароматам мясного варева, сама не выражала ни малейшего желания добывать дичину и вообще зарабатывать хлеб свой в поте лица. Точно так же и рыбачить постоянно плавали человек пять. Вместе с охотниками это и было, учено выражаясь, пассионарное ядро общества – но общество могло преспокойно прозябать и без такового...
Самое страшное, что такая жизнь всерьез з а с а с ы в а л а. Мазур всерьез собирался то выбраться на охоту с курчавым красавцем Пенгавой, то выйти на рыбалку – но всякий раз в последний момент становилось лень таскаться по жаре или болтаться на волнах. В голову лезли назойливые мысли – да полежи ты, побездельничай, когда еще будет такой отпуск? – и Мазур, вяло ругая себя, оставался валяться в тенечке, благо молодая супруга заботливо приносила прямо под пальму то груду местных фруктов, то сушеное мясо из запасов тестя.