«Прокололся, черт... Тут она верно подметила», – самокритично подумал Мазур. А вслух сказал:
– Ты очень умная девочка. Но не забывай, что я все-таки не ангел и не бессребреник...
– Я помню, – ослепительно улыбнулась Мэй Лань. – Ну что, пойдем в воду? Нужно окончательно убедиться...
К вечеру, когда неожиданно, как всегда бывает на экваторе, упала темнота, Мэй Лань лишилась значительной доли оптимизма. Все поиски оказались безрезультатными: только чистое песчаное дно, камни и кораллы, колыхание водорослей и феерическое скольжение рыбьих стай. Единственным творением человеческих рук, попавшимся им на глаза, был чуть ли не насквозь проржавевший якорь с обломанным штоком, судя по виду, принадлежавший европейскому судну и посеянный здесь то ли в самом конце прошлого века, то ли в самом начале нынешнего.
Китайцы, как оказалось, прихватили с собой примус, ностальгически умиливший Мазура, хотя он и не показал вида, и с проворством сказочного солдата, варившего суп из топора, сварганили кое-какой горячий ужин, даже кофейник вскипятили. Бесценные мужички, мастера на все руки. Наверняка, если хозяйка прикажет, и нож в спину Мазуру вгонят по-крестьянски обстоятельно и несуетливо, без тени эмоций, мол, ничего личного...
Ужин, конечно, оказался в китайском стиле – но суперкарго Пьер прихватил и несколько банок европейских консервов, так что они заморили червячка. Ну, а кофе даже китайский повар не в состоянии превратить в нечто экзотическое – если следить за поваром, чтобы не бухнул туда ненароком каких-нибудь хитрых специй или лягушачьих лапок...
Одним словом, Мазур пребывал в довольно благодушном состоянии духа, не особенно и огорченный неудачей поисков, потому что такие вещи, в принципе, не должны волновать бродягу и авантюриста Джима Хокинса, близкого к природе исландца, чересчур уж поздно столкнувшегося с осатаневшей в погоне за золотом европейской цивилизацией. Как на доброй памяти тестюшкином острове, он валялся у бушприта на свернутом кливере, швыряя за борт окурки и лениво просчитывая ситуацию. Он уже знал, что должно произойти, потому что по-иному события развернуться просто не могли. Извечное женское оружие будет пущено в ход против исландца-провинциала даже скорее, чем против континентального авантюриста...
«Знаете ли вы тропическую ночь? – спросил он сам себя, безбожно перевирая классика. – О, вы не знаете тропической ночи. Луна золотила океанские просторы, тихонечко отходят ко сну господа авантюристы – вон старина Пьер, не задавая лишних вопросов, скрылся в люке, вон бесшумными тенями просквозили туда же два безымянных китайца, после того, как хозяйка что-то тихо им приказала. Ох, изнасилуют сейчас недотепу-исландца, точно вам говорю, господа хорошие...»
Вскоре к нему, грациозно переступая босыми ножками по палубе, приблизилась Мэй Лань, все в том же невесомом купальнике, присела рядом на тугой рулон парусины, опершись на нее обеими руками и откинувшись назад, уставилась в небо. Поза была продуманная и оттого невероятно соблазнительная, рисовавшая силуэт девушки на фоне звездного неба самым выигрышным образом.
Чтобы не выглядеть вовсе уж провинциальным болваном, Мазур торопливо отправил за борт окурок и самым романтическим тоном, какой только мог изобразить, поведал:
– Какая ночь... а?
Ночь и в самом деле была чудесная – полная луна заливала зыбким сиянием джунгли на берегу, золотила на морской глади хрупкую невесомую дорожку, россыпи крупных звезд усеяли небесный купол, и едва слышно плескала в борт спокойная вода. В такую ночь только и млеть возле очаровательной девушки, терзаясь неизвестностью.
Жаль только, что Мазур никакой такой неизвестностью не терзался. Нетрудно было просчитать близкое будущее. И оттого на душе у него было чуточку грустно, потому что классическая сцена, прямиком заимствованная из многочисленных книг и фильмов (жаркая ночь, луна и звезды, романтическая тишина и палуба шхуны посреди тропических морей), была пронизана высокопробным лицемерием, все было не взаправду, все игра, притворство, лицедейство, и Мазуру было не на шутку обидно – в эти декорации так и просилось что-то настоящее, чистое и взаправду нежное, только где ж его взять, если идет игра и ставки ох как велики...
Естественно, когда Мэй Лань протянула руку, он нисколечко не удивился, взял в ладонь ее тонкие пальчики и осторожно погладил своими – настоящий кавалер должен начинать романтично, не стоит с маху грабастать девочку в охапку, как мы это наблюдаем в штатовских фильмах... Мэй Лань гибким движением переместилась в его сторону – первое мимолетное полуобъятие, поцелуй в щечку, кончики пальцев скользнули по гладкой коже, ладони замерли на тонкой талии, тело девушки чуть напряглось, обозначая легкое сопротивление приличия ради... Но все же дала себя уложить на плотную парусину, помня, что необходимо не только аккуратно расплатиться, но и очаровать, насколько удастся...
– Ты прелесть, – прошептал ей на ухо Мазур добросовестно прерывавшимся голосом.
– Только не надо о любви с первого взгляда...
– Я и не пытаюсь. Но ты ведь прелесть...
– По сравнению с твоим обычным кругом общения, а?
– Ну что поделать, что поделать... – признался Мазур. – Жизнь носила по задворкам, чего уж там... А ты – совсем другое, ты из другого мира, и водиться привыкла отнюдь не с такими маргиналами, как я. За тобой, наверное, ухаживают к р а с и в о? Ведут умные беседы, читают стихи...
– Ты тоже попробуй.
– Увы, увы... – сказал Мазур, не найдя в своей англоязычной памяти ничего подходящего, ну, а русское не годилось, понятно. – Мы, исландцы, в поэзии не сильны, нет у нас таких традиций...
Развивать эту тему он побоялся – черт их знает, исландцев, вдруг у них как раз и есть и традиции, и поэты и об этом написано в книгах, которые просто обязана прочитать толковая студентка? В конце концов, все его знания об Исландии сводились к книжке писателя Фина, последний раз читанной лет десять назад. Тут легко угодить впросак...
– Что с вас взять, с отшельников Европы... – фыркнула Мэй Лань. – Лежи и слушай...
Она нараспев продекламировала, лежа в его объятиях и глядя в звездное небо:
И ясному солнцу, и светлой луне
в мире покоя нет.
И люди не могут жить в тишине,
а жить им – немного лет.
Гора Пэнлай среди вод морских
высится, говорят.
Там в рощах нефритовых и золотых
плоды, как огонь, горят.
Съешь один – и не будешь седым,
а молодым навек.
Хотел бы уйти я в небесный дым,
измученный человек...
– Здорово, – сказал Мазур. – Сама сочиняла?
Она звонко рассмеялась:
– Нет, положительно ты прелесть... Это Ли Бо, великий китайский поэт.