– Прелесть моя, – широко улыбнулся толстяк. – Все тонкости столь сложных и деликатных н е г о ц и й я постигал в те времена, когда ваши почтенные родители еще не осчастливили мир вашим рождением. Будьте спокойны. Т а к у ю информацию имеет смысл продавать только раз. Можете быть уверены: магнитофонную запись данной беседы в том случае, если со мной вашими трудами что-то все же случится, доверенные лица тоже продадут только раз. Быть может, даже отдадут бесплатно. Вам, надеюсь, известно, что каждый человеческий голос строго индивидуален, как отпечатки пальцев? У меня есть привычка все время, когда бодрствую, держать аппаратуру включенной...
– А вы не блефуете? – улыбнулась Мэй Лань.
– У вас все равно нет возможности точно в этом убедиться, – со столь же светской улыбкой отпарировал экс-полковник. – Разве что разнести мою скромную лачугу в щепки... но это непременно привлечет постороннее внимание, правда? Вы никогда не будете знать точно. Не посетуйте, но бедный странник вроде меня обязан принимать меры предосторожности – наш мир так огромен и недружелюбен к изгнанникам... – И он улыбнулся уже почти безмятежно. – Мне кажется, прелесть моя, мы друг друга стоим? Что до меня, смею надеяться, я не подорвал ваших ожиданий и надежд? Как-никак честно рассказал все, что вы хотели от меня узнать. Хочу верить, что и вы, в свою очередь, будете играть по правилам...
– Если вы и в самом деле рассказали все, – сказала Мэй Лань. – И если оставите наш разговор в секрете... Всего наилучшего, полковник.
Она резко развернулась на каблуках и направилась к выходу. Мазур заторопился следом, видя, что разговор закончен. Он ждал, что девушка направится к фордику, но она неожиданно свернула совсем в другом направлении, схватив Мазура за руку, тащила по каким-то задворкам, узеньким извилистым коридорчикам, образованным глухими заборами. Рванула заднюю дверь какого-то строения, они бегом поднялись на второй этаж по пыльной скрипучей лестнице. С грохотом распахнулся люк – и они очутились на чердаке, откуда из узенького слухового окна открывался прекрасный вид на магазинчик Зыонга. За стеклянной дверью как раз показался хозяин, переворачивавший табличку с иероглифами в прежнее положение.
– Подождем на всякий случай, – сказала Мэй Лань. – Если у него все же появится искушение, он обязательно побежит закладывать...
– Но он же может и позвонить?
– Он не дурак. И не считает меня дурой, – ухмыльнулась Мэй Лань. – Такие вещи телефону не доверяют – особенно если учесть, что «жучок» у него на телефонном проводе и в самом деле висит со вчерашнего дня...
– Значит, все же разведка? – бухнул Мазур, решив, что может позволить себе эту реплику, не выходя из роли.
– Прости?
– Он талдычил что-то про разведслужбу, которую ты несомненно представляешь...
– Какие глупости, Джимми! – воскликнула Мэй Лань, будучи сейчас прямо-таки олицетворением откровенности и честности. – Просто-напросто эти одряхлевшие волчишки вроде Зыонга д р у г и х раскладов себе и не представляют. Они-то всю свою сознательную жизнь прожили в мире, где насмерть грызутся разведки и только разведки. А мир гораздо сложнее...
– Точно? – с сомнением в голосе спросил авантюрист Джим Хокинс, простая душа. – Нет, серьезно? Я ж тебе говорил, жизненный принцип у меня такой: с государственными разведками не связываться. Выгод мало, а риск большой. Сожрут, как креветку...
– Джимми... – протянула она с невыразимой укоризной, играя глазами, улыбкой, голосом. – Я-то думала, ты мне веришь и мы надежные партнеры...
– Да верю, верю... – протянул он. – Просто... Говорю ж тебе, всегда опасался разведок...
– Джимми, я тебя уверяю – никаких разведок!
– Ладно, сказал же, верю... Черт, но как же мы доберемся до «черного ящика»? Если он под боком у м а д а м?
– Что-нибудь придумаем, – заверила Мэй Лань. – В конце концов, ее нельзя считать с а м о й могущественной и богатой в этих краях. Есть способы договориться полюбовно...
«Охотно верю, – подумал Мазур. – Но чует мое сердце, что в э т и х раскладах уже нет места мелкому авантюристу, равно как и его скорлупке, из вежливости именуемой шхуной. Мавр, похоже, сделал свое дело...»
– Восемнадцать минут прошло, – сказала Мэй Лань. – Значит, никуда не пойдет. Такие, как он, умеют принимать решения быстро. Если остался дома, есть шанс на молчание... Поехали в отель? Нужно вернуть прежний вид благонамеренной студентки, нельзя же появляться в доме почтенного Хоп Синга в столь предосудительном виде... Если хоть одна живая душа увидит...
– Улица всегда пустая...
– Ага, как вот эта, – Мэй Лань показала вниз. – Джимми, ты плохо знаешь Восток, хотя давненько здесь обитаешь. Могу тебя заверить, что э т у пустую улицу, как и ту, на которой стоит лавка, все же п р о с т р ел и в а е т не одна пара глаз. Даже сейчас.
«Охотно верю, – подумал Мазур. – Наверняка сейчас за оружейной лавкой наблюдают те твои друзья, которых я до сих пор и в глаза не видел. Быть может, и мои друзья тоже – опять-таки те, кого я в жизни не видел и не увижу. Очень может быть, что и еще кто-то...»
Вспомнив о с в о и х друзьях и скрупулезно придерживаясь инструкций, он как мог небрежнее вытащил из кармана джинсов яркий платок и повязал его на шею. «Есть результат» – вот что должны увидеть в этом платочке наблюдатели. Если только Лаврик не соврал во имя неких высших интересов дела, если за ними и в самом деле налажено плотное наблюдение, если есть подстраховка...
– Вообще-то... – задумчиво сказал Мазур, точнее, опять-таки Джимми... или оба вместе? – Я же говорил, что как раз такой вот вид меня чертовски возбуждает...
– Ну да, я сразу поняла, что ты извращенец, – сказала Мэй Лань с понимающей улыбочкой. – А впрочем... Почему бы и нет? Это в самом деле возбуждает, такой вот маскарад и эта дыра...
Она была в отличном настроении, сразу чувствовалось, – и поддавалась его нетерпеливым рукам без всякой игры. Чуть ли не мурлыкала, как сытая кошечка, раскинувшись на какой-то пыльной дерюге, усмотренной в углу, проворно стягивая с себя необходимое. Вот только…
Конечно, не родился еще тот мужчина, что мог бы считаться знатоком женской души. Однако смертельная опасность – а Мазур как раз сейчас оказался в этом веселом состоянии – обостряет иные чувства несказанно. Она была великолепна, она отдавалась пылко, покорно и изобретательно – и все же Мазур неким озарением души понимал: она другая сейчас, как бы сама по себе, совершенно одна, словно получает удовольствие не от реального мужчины, а от одного из тех демонов, кто не существует на самом деле, не имеет тела, лишь ощущается. Ленивыми вечерами о таких вот демонах Мазуру рассказывали и супруга, и приятели-бездельники. Если им верить, прилетают порой неизвестно откуда зыбкие ощущения, ненадолго становящиеся чем-то похожим на плоть. Некий сгустившийся воздух, на полчасика затвердевший в форме человека ветер. И нет от них ни добра, ни зла, лишь некоторая польза одиноким бабам...