Луис отправился в путь.
* * *
Он добрался до Хладбища Домашних Любимцев через двадцать минут, его руки и ноги дрожали от изнеможения, и он, задыхаясь, рухнул, переложив брезентовый сверток себе на колени. Луис отдыхал минут двадцать, может, тридцать… Больше он не боялся. Его страх истощился.
Наконец, он снова встал на ноги, по-настоящему не веря, что сможет забраться на бурелом, зная только, что обязательно должен попытаться. Сверток теперь, казалось, весил не два десятка футов, а все сорок.
Но это произошло до того, как Луис отправился дальше. Неожиданно он совершенно отчетливо вспомнил свой сон. Нет, не вспомнил, заново его пережил И, когда он поставил ногу на нижнее бревно бурелома, у него возникло странное ощущение. Луис возликовал, тяжесть ноши не исчезла, но стала терпимой.., не имеющей значения, в конце концов.
«Следуй за мной и не смотри вниз. Нельзя колебаться и смотреть вниз. Я знаю дорогу, но идти нужно быстро и уверенно».
Быстро и уверенно. Да, так же, как Джад вырвал тогда пчелиное жало.
«Я знаю, как перелезать через бурелом».
«К тому месту, где хоронили Микмаки, ведет одна тропа, – так думал Луис. – Но ведь кто-то должен был первым показать дорогу.., или нет?» Однажды Луис просто так попытался забраться на бурелом и не смог. В этот раз он уверенно начал подниматься, так же, как в ту ночь, когда Джад показывал дорогу.
Выше и выше, не смотреть вниз! У него в руках сверток с телом сына! Выше, до тех пор, пока ветер не станет снова играть у него в волосах, нестись, завывая, по бескрайним просторам!
Мгновение Луис простоял на вершине, а потом стал быстро спускаться, так, словно шел по лестнице. Кирка и лопата звенели, иногда больно били его по спине. Прошло не больше минуты, а Луис уже стоял на тропинке, заново по-весеннему посыпанной хвойными иглами. Сзади возвышался бурелом. Он был выше, чем кладбищенская ограда.
Луис пошел дальше по тропинке, вслушиваясь в завывания ветра среди деревьев. Теперь этот звук не пугал его. То, что нужно было сотворить в эту ночь, было уже почти сделано.
Речел Крид миновала дорожный знак с надписью: «Поворот 8. Западная граница Портленда» и направила «Чеветту», взятую напрокат в фирме «Авис», к повороту. Речел уже видела зеленое здание гостиницы на фоне ночного неба. Постель. Сон. Конец этого постоянного, равномерного движения. Конец.., небольшой перерыв в конце концов… Отдохнуть от беспрерывного страдания по ребенку, которого уже не вернешь. Это горе, как поняла Речел только теперь, напоминало боль от вырванного зуба. Сильная вначале, боль прячется, словно пес, поджав хвост. Боль ждет своего часа. А вот когда кончается действие новокаина, разве можно с уверенностью сказать, что больше болеть не будет?
«Пасков сказал Элли, что хочет предупредить.., но не может вмешиваться. Он сказал, что будет рядом с „папочкой“, потому что „папочка“ был рядом, когда отлетела его душа… Джад что-то знает, но не хочет говорить. Что-то там происходит. Что-то… Но что?.. Луис хочет совершить самоубийство? Нет. Только не Луис. Я не верю в это. Но Джад о чем-то недоговаривал. И взгляд Луиса был лживым… О, черт побери, выглядел он так, словно лгал… увидела и попыталась остановить… потому что часть его словно… покончила с собой… Покончить с собой? Луис никогда не совершит самоубийства!»
Неожиданно Речел резко повернула руль влево, и машина резко дернулась. Взвыли тормоза. На мгновение Речел подумала, что ее заносит. Но нет, она снова ехала на север, и гостиница осталась у нее за спиной. Следующий знак показался в поле зрения, отсвечивая сверхъестественно и жутко: "12 шоссе, Кемберленд. Центр Кемберленд. Жребий Иерусалима. Поворот на Фалмаут2. «Жребий Иерусалима, – подумала Речел, – какое странное названий. Неприятное название, но непонятно почему… Поехать в Иерусалим и выспаться…»
Нет, не суждено ей было уснуть в эту ночь. Совет Джада не был выполнен. Теперь она хотела только одного: доехать как можно быстрее до дома. Джад знал, что происходит, и пообещал ей все рассказать. Он сам хотел попробовать остановить это, но ведь ему за восемьдесят. Всего три месяца назад он похоронил жену. Речел никогда не позволила бы Луису таким образом выставить ее из дома, но ее расслабила смерть Гаджа; Элли со своей фотографией (ее заплаканное личико – личико ребенка, неожиданно пережившего торнадо или взрыв бомбы средь ясного неба). Когда началась собачья вахта, Речел уже почти возненавидела Луиса за то, что он привел ее в такое смятение, не создал ей условия для комфортабельного отдыха, в котором она так нуждалась (не дал ей самой позаботиться о себе). Она же любила Луиса так сильно, а лицо его при расставании было таким бледным… таким настороженным…
Стрелка спидометра «Чеветти» перескочила на одно деление, отметку шестьдесят миль в час. Миля в минуту. Два с половиной часа и будет Ладлоу. Может, она даже успеет до рассвета.
Речел покрутила настройку радиоприемника, поймала станцию, передающую рок-н-ролл из Портленда. Сделав звук как можно громче, она попыталась заставить себя не засыпать. Через полчаса станция замолчала. Тогда Речел настроила приемник на станцию «Аугуста», открыла окно, позволив ночному воздуху обдувать ей лицо.
Речел удивлялась: кончится ли когда-нибудь эта ночь?
Луис заново пережил свой сон. Оказался в его тисках. Каждые несколько мгновений он смотрел вниз, под ноги, чтобы уверить себя, что мертвое тело Гаджа не превратилось в зеленое чудовище. Он помнил, как проснулся утром, после того как Джад впервые привел его сюда… В то утро он едва смог вспомнить, где они были накануне и что делали. Но сейчас он живо вспомнил все – все те ощущения. Словно все его чувства ожили, выпорхнули из клетки, когда он вошел в лес, где, как казалось, каждое дерево обладало собственным разумом и находилось в постоянном телепатическом контакте с остальными.
Шагая по тропинке дальше и дальше, Луис заново открывал для себя эти места, места, где тропинка казалась такой же широкой, как 15 шоссе, места, где она сужалась. Там ему приходилось поворачиваться боком, чтобы протиснуться, раздвинуть ветви подлеска, не поцарапавшись; места, где тропинка шла между высокими, кафедральными деревьями. Луис чувствовал чистый, свежий запах хвойных иголок, слышал, как шуршат иголки под ногами… но ощущения были намного реальнее, чем звук.
Наконец, тропинка круто пошла вниз. Скоро ноги его зашлепали по воде, начали увязать в грязи… трясине, если верить Джаду. Луис посмотрел под ноги и увидел, что стоит в воде между травяными кочками и низкими, уродливыми кустами, которые распушились так, словно растут в тропиках. Он решил, что сейчас светлее, чем в другие ночи. Больше электричества в воздухе.