—… Конечно, эта техника — та, что даст вам возможность разделаться с безоружным противником! — говорил между тем Сержант Лыбби, и опять же вводил в заблуждение, так как ни один из продемонстрированных им контрприемов не был достаточно смертельным, чтобы «разделаться» с кем-либо, подтверждая мою веру, что кто-то считал, что мы будем применять их только против штатских.
—… Однако борьба с ВООРУЖЕННЫМ противником — совсем иное дело! К счастью, среди нас есть МАСТЕР, способный продемонстрировать как это делается! ГВИДО! Равнение на середину!
— Я, Сержант? — моргаю я, так как не ожидал, что меня выкликнут.
— Совершенно верно, — говорит сержант, обнажая в улыбке несколько лишних зубов. — На стрельбище ты особенно рьяно доказывал, что убивать людей приходится только раздолбаям. Ну, вот тебе возможность показать всем, как «мягко» усмирить врага, когда тот пытается тебя убить.
Незачем говорить, мне не шибко нравится как это звучит, но так как меня вызвали, мне не остается иного выбора, кроме как выйти вперед на чистую площадку, используемую для демонстраций. Мой дискомфорт возрастает, когда сержант делает знак капралу Мяс-Нику, и тот бросает ему короткий меч. Совершенно верно, самый настоящий короткий меч… обоюдоострый гладиус.
— А для чего меч, Сержант? — говорю я.
— Я ведь сказал, что это будет демонстрация боя с вооруженным противником, — усмехается он. — Нам предстоит сделать следующее: я буду пытаться убить тебя, а ты попытаешься остановить меня не убивая.
— … А если мне не удастся?
— Тогда у нас, полагаю, произойдет небольшой «несчастный случай на тренировке»… если, конечно, ты не предпочтешь просто отступить и признать, что не можешь этого сделать.
Незачем говорить, я добился своего нынешнего высокого положения телохранителя не тем, что пятился от драк. И, что еще важнее, беспокоил меня в действительности не меч, так как он ничем не лучше длинного ножа, а с ножами я имел дело достаточно часто.
— О, сделать-то это я могу, — пожимаю плечами я. — Беда в том, что при этом может понадобиться ударить унтер-офицера… что, мне помнится из урока Военного Права, категорически запрещено.
Улыбка сержанта малость увядает, и я понимаю, что он ожидал, что я откажусь от этого упражнения, когда он подкинет мне такой выход. К несчастью для нас обоих, понимание это приходит немного поздновато, чтобы нам был от него какой-то толк.
— Не беспокойся об этом, рекрут, — говорит он, хотя я замечаю, что голос у него стал напряженным. — Даже если тебе очень повезет и тебе удастся осадить меня, ты выполняешь приказ и поэтому никаких обвинений тебе предъявлено не будет.
Это все, что мне требовалось услышать. В качестве последней меры предосторожности я быстро оглядываюсь на стоящего в строю Нунцио и тот слегка кивает мне.
— Твой кузен тебе теперь не поможет, Гвидо, — резко бросает, несколько восстанавливая уверенность, Лыбби. — Тут все решаем мы вдвоем.
С Нунцио я сверялся вовсе не поэтому.
— Я просто интересовался, — говорю я, пожимая плечами. — Приятно знать, что вы знаете, что я выполняю приказ. Вопрос в том, знает ли об этом тот офицер.
Так вот, сержант отнюдь не дурак, и я, в общем-то, не ожидаю, что он попадется на старый прием «позади тебя кто-то есть»… но он попадается. Лишь намного позже я выясняю, что у унтеров настоящий бзик насчет офицеров. То есть, они спокойненько управляют себе армией… если где-либо в поле зрения нет свидетеля-офицера. Так или иначе, Лыбби начинает выкручивать шею, пытаясь заметить упомянутого мной офицера, и когда его голова отворачивается от меня, я бесшумно налетаю на него.
Если такая тактика кажется вам немного странной, то поймите, что если кто-то машет у вас перед носом куском заточенного металла, то последнее, чего он ожидает, это то, что вы нападете на него. Вам полагается делать совсем иное: застыть на месте или, еще лучше, бежать, дав, таким образом, ему время неспеша вырезать свои инициалы на той части вашей анатомии, какая кажется удобней всего. А когда вы движетесь не назад, а вперед, это обычно поражает его, и он чаще всего реагирует, тыкая оружием в вашу сторону, в попытке заставить вас пятиться как положено по сценарию. А вам только этого и надо, так как, благодаря этому, теперь уже вы управляете его атакой и можете завести ее куда вам хочется, а не просто стоять и надеяться, что противник уйдет восвояси.
Сержант видит уголком глаза как я приближаюсь к нему, и, точь-в-точь как я и ожидаю, тыкает в мою сторону мечом, надеясь, что я налечу на него и уберегу его от хлопотливой необходимости планировать и проводить собственную атаку. Благодаря этому мне совсем нетрудно обогнуть его острие и сжать левой рукой запястье ее правой, что уберегает оружие от излишней активности, а меня — от него, в то время, как я наношу правым кулаком сержанту средней силы удар под ухо.
Я искренне надеялся, что дело на этом и закончится без дальнейшего вальсирования, но сержант все-таки очень крепкий старый черт. Он лишь окосел от удара и упал на одно колено. Я соображаю, что положение только что стало опасным, так как он по-прежнему держит меч, и, в своем ошеломленном состоянии может и не вспомнить, что это всего лишь тренировка… если это вообще входило в его первоначальные намерения.
— Сдавайся, Серж, — тихо-тихо шиплю я, подступая поближе, так, чтоб слышал меня только он. — Все кончено.
И просто на всякий пожарный случай немного выкручиваю ему руку, когда говорю, чтобы доказать свой довод. К несчастью, он то ли не слышит меня, то ли предпочитает игнорировать то, что является, как вы должны признать, превосходным советом, и начинает бороться, пытаясь ввести в игру свой меч.
— Как угодно, — пожимаю плечами я, в общем-то, не ожидая от него ответа, так как в этот момент он теряет сознание, в основном потому, что я только что сломал ему руку… для безопасности, как вы понимаете. (Для чрезмерно чувствительных читателей спешу пояснить, что это чистый перелом, в противоположность куда более отталкивающей сложной разновидности, и что он, по всей вероятности, не вырубил бы сержанта, не будь тот уже ошарашен только что отвешенным ему мной «лещем». Как я уже отмечал ранее, моя специальность — управляемое насилие… и я большой мастер по этой части. )
— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ…
Эти последние слова исходят от капрала Мяс-Ника, который наконец с большим запозданием ожил и пытается вмешаться после того, как танец уже закончился. Незавершенный характер его вопроса вызван тем, что, шагнув вперед, он налетает на высокий взмах локтя Нунцио, движущегося в противоположном направлении, и это действительно вытягивает его на спине и отключает ему свет… а также пресекает его досадный лепет. К вашему сведению, именно по этому поводу и происходил обмен взглядами между мной и Нунцио… я убеждался, что он занимает нужную позицию и готов прикрыть меня с тыла, пока я разделываюсь с сержантом.
Какой-то миг царит молчание, а потом кто-то из рядовых издает негромкий, удивленный свист и это, кажется, служит всем сигналом подбросить свои замечания ценою в два гроша.