– Конечно, проясняет! – кивнул я.
Бернс вручил мне другую папку.
– Вот это, возможно, тоже пригодится. Это информация о бывшем главаре банды.
– О Тран Ван Лю?
Бернс кивнул.
– Я тоже воевал в Азии в шестьдесят девятом и семидесятом. Служил в морской пехоте. И у нас тоже были свои отряды разведчиков. Их забрасывали на вражескую территорию – точь-в-точь как Старки с компанией. Вьетнамская война была партизанской, Алекс. Некоторые из наших тоже действовали, как партизаны. Их задачей было сеять страх и разрушение в тылу врага. Это были жесткие, бесстрашные люди, но очень многие из них сделались на удивление невосприимчивыми к чужим страданиям. Зачастую они практиковали ситуационную мораль.
– Сеять страх и разрушение? – переспросил я. – Ты ведь толкуешь о терроризме, разве не так?
– Да, – кивнул Бернс. – Именно так.
На сей раз в штат Колорадо меня откомандировало ФБР. Отныне это дело стало для Рона Бернса и его делом. Он хотел знать того или тех, кто стоял за длинной цепью убийств.
Изолятор для особо опасных преступников в городе Флоренс произвел на меня столь же угнетающее впечатление, что и в первый раз. Вступив на территорию тюремной зоны особого режима, я оказался под неусыпными взорами охранников за пуленепробиваемыми наблюдательными окнами. Двери в помещении были окрашены довольно необычным образом, в оранжевый либо мятно-зеленый цвет. В песочно-желтые стены с интервалом в десять футов были вделаны видеокамеры.
В камере, где я встретился с Тран Ван Лю, имелись стол и два стула – все это было привинчено к полу. На сей раз его привели ко мне трое охранников в бронежилетах и толстых перчатках. У меня сразу возник вопрос, не произошло ли за это время каких эксцессов? Не было ли проявлений насилия или других неприятностей с его стороны?
На время нашего свидания запястья и лодыжки Лю сковали кандалами. Седые волосенки, свисавшие с его подбородка, казались еще длиннее, чем при нашем предыдущем свидании.
Я вынул из кармана куртки тот самый клочок пиджака защитного цвета, что дал мне Бернс.
– Ответьте: что это? Только на сей раз уже без дураков.
– "Духи усопших". Вам ведь об этом и так известно. Арбалет – это просто фольклор. Всего лишь эмблема, дизайн.
– А соломенная кукла?
С минуту он хранил молчание. Я заметил, что руки Лю сжались в кулаки.
– По-моему, я говорил вам, что был разведчиком в американской армии. Иногда военные оставляли в селениях визитные карточки. Одна, как я помню, представляла собой череп и скрещенные кости, со словами: «Когда сильно любишь, отдаешь самое лучшее». Американцы считали, что это очень смешно.
– Что означает соломенная кукла? Это ваша визитная карточка? Ее оставляли на месте убийства? Или же, напротив, в домах подставляемых солдат?
Он пожал плечами:
– Может быть. Это вы мне расскажите, детектив. Я не был на месте убийств.
– Что означает эта визитная карточка? Соломенная кукла?
– Много всего, детектив. Жизнь не так проста. Она не просто набор звуковых фрагментов и заранее известных решений. В моей стране религиозное сознание народа гибко и пластично. Наши религии – это буддизм, пришедший из Китая и Индии, даосизм, конфуцианство... Самая древняя – культ поклонения предкам. Это самое давнее народное верование по всему Вьетнаму.
Я напоминающе постучал пальцем по обрывку пиджака.
– Соломенные куклы принято сжигать или пускать вниз по реке. Это часть ритуала почитания мертвых. Те, кто был убит или после смерти не был погребен надлежащим образом, превращаются в призраков, в духов зла. Соломенная кукла – это грозное, предостерегающее послание, напоминающее обидчику, что по справедливости на месте куклы надлежит быть ему.
Я кивнул.
– Расскажите мне все, ради чего я приехал. Я не хочу возвращаться сюда снова.
– А это и ни к чему. Мне нет никакой нужды исповедоваться. Это, скорее, западная концепция.
– И вы не чувствуете никакой вины за случившееся? За то, что умерли невинные люди?
– И будут умирать впредь. Чего вы от меня хотите? Неужели и впрямь думаете, что я перед вами в долгу по причине вашей блестящей детективной работы?
– Значит, вы признаете, что использовали меня?
Лю пожал плечами:
– Я ничего не признаю. С какой стати? Я был партизаном. Шесть лет выживал в джунглях Ан Лао. Потом я сумел выжить в джунглях Калифорнии и Нью-Йорка. Я использую то, что предоставляет мне жизнь. Стараюсь выжать максимум из ситуации. Уверен, вы делаете то же самое.
– И здесь, в тюрьме, тоже?
– О, в тюрьме особенно. В противном случае даже самый умный и сметливый может сойти с ума. Вы слышали выражение: «наказание несоразмерное тяжести преступления». Камера два на семь футов. Пребывание в ней двадцать четыре часа в сутки. Общение только через щель в двери.
Я наклонился через стол, приблизив лицо к лицу вьетнамца. Кровь стучала у меня в висках. Тран Ван Лю и есть Пехотинец. Никак иначе! И он знает ответы на интересующие меня вопросы. Является ли он также соучастником убийств?
– Скажите, зачем вы погубили сержанта Эллиса Купера? И других? За что им пришлось умереть? Просто слепая месть кому попало? Ответьте мне, что же, черт возьми, произошло в долине Ан Лао. Ответьте, и я уйду.
Он покачал головой:
– Я сказал вам достаточно. Поезжайте домой, детектив. Вам не надо знать ничего больше. Да, я «Пехотинец». Все остальные ответы, которых вы добиваетесь, окажутся слишком тяжелы для людей вашей страны. Оставьте это криминальное дело, детектив. Бросьте его.
Я не тронулся с места, не сделал ни малейшего движения.
Тран Ван Лю бесстрастно взирал на меня некоторое время, потом улыбнулся. Ожидал ли он именно этого? Моего упрямства? Тупости? Непонятливости? Может, как раз за эти качества он на меня и вышел? Консультировался ли по этому поводу с Кайлом Крейгом? Как много ему известно? Вся картина или просто еще несколько фрагментов головоломки?
– Меня очень занимает ваш нынешний многотрудный путь. Не могу понять людей вроде вас. Вы хотите знать, почему и зачем в мире творится зло. Хотите все поправить, всюду навести ажур – хотя бы в тех редких случаях, когда это возможно.
– Вам ведь приходилось и раньше иметь дело с жестокими негодяями. Гэри Сонеджи, Джеффри Шейфер... Кайл Крейг, разумеется. Ваша страна породила так много убийц – Банди, Дамер [46] , все прочие. Скажите, почему такое происходит в столь цивилизованной стране? В столь благословенной части мира?