— Ему нравится, что я его выслушиваю. — Я в упор смотрел на Уолша, сдерживая желание наброситься на этого облеченного властью бездельника.
— Что еще говорит в пользу гипноза? — домогался окружной прокурор.
— Честно говоря, мы мало знаем о том, что он делал в период «переходных» состояний, — отозвался Кэмпбелл. — Сам он не помнит. Я опрашивал жену, но и она не в курсе.
— Неизвестно, сколько разных личин могло совместиться в нем одном, — добавил я. — Но основная причина для сеанса, — тут я сделал паузу, чтобы подчеркнуть особую значимость последующих слов, — я спрошу его о Мэгги Роуз Данн. Я выясню, что он с ней сделал.
— Благодарю вас, доктор Кросс, ваши аргументы ясны. — Прокурор Дауд поднялся из-за стола. — Спасибо за интересную встречу. Позже мы сообщим наше решение.
В тот вечер я решил взять дело в свои руки. Я позвонил знакомому репортеру из «Вашингтон пост» и попросил его о встрече в ресторанчике «У папаши» на краю Саут-Иста, единственном местечке, где нас не смогли бы засечь. Ради нашего спокойствия было необходимо, чтоб ни одна душа не знала об этой встрече.
Ли Ковел, моложавый седеющий яппи, отличался слегка подловатым характером, но мне нравился за открытость физиономии, на которой, были написаны все его эмоции: мелкая зависть, полное разочарование в журналистике, временами — отъявленный консерватизм и вместе с тем — способность к состраданию. Он умел адекватно оценивать происходящее.
Наряженный в серый пиджак и светло-голубые кроссовки, Ли плюхнулся рядом со мной на сиденье у стойки. «У папаши» собирались самые разные представители здешнего дна — негры, испанцы, корейцы, белые пролетарии, трудившиеся или жившие в Саут-Исте. Разумеется, второго такого Ли здесь не встретишь.
— Торчу тут как кукиш, — пожаловался он. — Похоже, я не так одет для этого заведения.
— Да кому ты здесь нужен? Боб Вудвард, что ли, попрет сюда? Или Эванс с Новаком?
— Очень смешно. Ну, что ты задумал? Почему не позвонил, когда эта история была еще горяченькой? Когда паразита еще не схватили?
— Будьте любезны, этому человеку — крепкий горячий кофе. Его нужно разбудить, — пояснил я бармену и обернулся к Ли: — Слушай: я буду гипнотизировать Сонеджи в тюрьме. Я буду искать Мэгги Роуз в его подсознании. Ты получишь эксклюзив. Но за это сделаешь кое-что для меня.
Ли захлебнулся от восторга:
— Ах, черт! Давай рассказывай, Алекс! Выкладывай до конца!
— Слушай: сейчас я пытаюсь получить разрешение на проведение сеанса гипноза, но сталкивается уж больно много политических интересов. А если ты протолкнешь эту историю в «Пост», у меня все сладится. Понял? Теория сбывающихся пророчеств! Тогда я получу разрешение, а ты — свой эксклюзив.
Прибыл кофе в старинной кремовой чашке с голубым ободком по краю. Ли в задумчивости заглотнул напиток. Видно, мои усилия найти лазейку в твердокаменной крепости нашей юстиции его зацепили. Сопереживать он умел.
— Так если ты что-то услышишь от Гэри Сонеджи, то я буду вторым человеком, кто об этом узнает, так, Алекс? Ты — первым, а я — вторым, да?
— Много просишь, но я согласен. Но чур — полная тайна. Давай — во имя благородного дела: ты сообщишь, что кое-что разузнал о Мэгги Роуз, но не можешь разгласить источник информации.
Я оставил Ковела допивать кофе и обдумывать статью. Она появилась в утреннем выпуске «Вашингтон пост».
Первой в нашем доме встает бабуля Нана. Она вообще просыпается первой в целом свете — так полагали мы с Сэмпсоном в возрасте десяти лет, когда она была заместителем директора средней школы Северного Гарфилда.
Во сколько бы я ни вставал — в шесть, семь, даже в пять утра — я неизменно заставал ее у плиты на кухне. Каждое утро Нана ела один и тот же завтрак: яйцо всмятку, одна оладья, чай со сливками и двойной порцией сахара. Поев, она принималась готовить для остальных членов семьи, всегда с учетом наших пристрастий. Она сооружала блинчики, яичницу с беконом или сосисками, манную или овсяную кашу, а то и хлопья с молоком. В зависимости от сезона подавала дыню или другие фрукты. Порой возникал омлет с виноградным джемом, который я не ел: во-первых, Нана пережаривала его, во-вторых, я не могу совмещать яйца и джем так же, как блинчики и кетчуп. Нана не разделяла моего мнения, хотя сама не брала омлет в рот: это блюдо обожали дети.
В то мартовское утро бабуля Нана, сидя за кухонным столом, просматривала «Вашингтон пост», которую нам доставлял один тип по имени Вашингтон. Мистер Вашингтон завтракал с бабулей каждый понедельник, но сегодня, слава Богу, среда — самый ответственный для меня день. На кухне все как обычно, и тем не менее внутри у меня все сжалось. Уже в который раз я ощутил, насколько глубоко это жуткое похищение затронуло меня и моих близких.
Газета открывалась заголовком «СОНЕДЖИ-МЕРФИ — СЕАНС ГИПНОЗА». Статья была проиллюстрирована фотографиями Сонеджи и моими. Накануне поздно вечером я прослушал сводку новостей, затем позвонил Ли Ковелу по поводу материала для эксклюзива согласно условиям сделки.
За утренней порцией чернослива я просмотрел статейку. Там сообщалось, что «некие лица, пожелавшие остаться неизвестными, подвергают сомнению компетентность психиатров, приставленных к преступнику». В связи с тем, что «выводы медиков непременно повлияют на исход дела, Сонеджи-Мерфи может быть признан невменяемым и получить по приговору не более трех лет в клинике для душевнобольных». Ли явно пообщался еще кое с кем после меня.
— Почему прямо не сказать, что думаешь? — пробормотала Нана, откусывая кусочек тоста. Я понял, что стилистические выверты Ли ускользают от ее понимания.
— А что они думают?
— Так все очевидно. Кое-кому не понравилось, что ты путаешь его простое и ясное как апельсин дело. Им нужно чистое, как выстиранное «Тайдом», правосудие. А правда не нужна. Никто о ней и слышать не хочет, вот так. Им главное, чтобы снова все стало по-прежнему. Лишь бы боль прошла. Вообще у людей в последнее время снизилась выносливость к боли. Особенно с той поры, когда детей начал воспитывать доктор Спок, а не их родители.
— Это ты за завтраком надумала? Классно — прямо как «Убийство, которое она описала».
Я плеснул себе чаю без сливок и сахару, затем взял блинчик и завернул в него пару сосисок.
— Ничего я не надумала, все ясно как Божий день.
Я отделался кивком. Наверное, бабуля Нана права, но не устраивать же в шесть утра диспут.
— А славно поесть в столь ранний час черносливу, — перевел я разговор на другую тему.
— На твоем месте я бы на него не налегала, — насупилась Нана. — Сдается мне, что тебе силенки понадобятся. Лучше б уж мне ничего этого не понимать…
— Спасибо за откровенность, Нана.
— На здоровье. Хочешь один совет? Так вот: поменьше доверяй белым.
— Очень вкусный завтрак.
— Как твоя новая подружка?