В два часа ночи Изабелла вновь нашла его в библиотеке. На этот раз Дермотт не пил, он сидел у окна перед освещенным поминальными свечами открытым шкафчиком, и по лицу его текли слезы. Перед Дермоттом лежал заключенный в небольшую раку портрет красивой индианки с маленьким мальчиком на коленях. На женщине была роскошная восточная одежда, и сказочной красоты украшения обвивали шею, а мальчик смотрел с портрета глазами Дермотта.
Дермотт услышал ее, но не повернул головы, а только сказал:
— Я хочу побыть один.
В спальню он вернулся перед самым рассветом, совершенно опустошенный, с ввалившимися, покрасневшими глазами.
— Прости меня, — стоя в дверях, бесстрастным голосом сказал он — чужой, холодный, совсем не тот человек, которого она успела полюбить. — Наверное, нам пора возвращаться в Сити.
— Кто они? — спросила свернувшаяся клубком в кресле, где она провела ночь, Изабелла, уже догадываясь у одновременно страшась ответа.
Он посмотрел на нее так, словно увидел впервые — словно их только что представили друг другу, и он силится вспомнить, кто эта женщина, задающая ему вопросы.
— Скажи мне, Дермотт, пожалуйста! — с мольбой произнесла Изабелла. — Перед тем как отослать меня отсюда, скажи мне хотя бы это.
— Мои жена и сын. Они умерли.
— Мне очень жаль. — Если бы она посмела, она заключила бы его в объятия. Объятия сочувствия и понимания.
— С тех пор прошло уже несколько лет. — Сделав глубокий вдох, он, кажется, только сейчас понял, где находится. — Прости, что я тебя в это впутал. Прими мои глубочайшие извинения… Тебе нужно помочь собраться? Если хочешь, я пришлю кого-нибудь из слуг. В этом нет необходимости. Я справлюсь одна. Хорошо. Тогда, скажем, через час?.. Или это слишком рано?
Конечно, час — это так мало, чтобы проститься со счастливейшими днями ее жизни!
— Нет, это нормально, — выдавив из себя любезную улыбку, спокойно сказала Изабелла; ее сердце билось так, что, казалось, вот-вот разорвется на тысячу кусков.
— Тогда я подожду тебя внизу. — И он, держа себя как совершенно чужой человек, молча повернулся и вышел.
Не желая давать волю слезам — красные глаза могут выдать, как ей сейчас неимоверно больно, — Изабелла принялась упаковывать вещи. В конце концов, твердила себе она, ей с самого начала было известно о распутстве аристократии, о том, что Батерст не может обещать ей постоянства. Да и их недолгий союз для нее являлся всего лишь средством для получения наследства.
Если бы только сердце не ныло так мучительно. Тогда бы все эти разумные слова звучали вполне убедительно.
Изабелле все же удалось сохранить внешнюю невозмутимость, а по дороге в Лондон она даже разговаривала с Дермоттом как ни в чем не бывало. Свою роль она играла не хуже лучших актрис «Ковент-Гардена», и при других обстоятельствах сама поразилась бы своим артистическим талантам.
Когда они подъезжали к заведению Молли, Дермотт сказал:
— Я позабочусь, чтобы твои родственники тебя не беспокоили. Мой поверенный должен был изучить ситуацию, так что скоро ты сможешь совершенно спокойно вернуться домой.
— Это что, плата за услуги? — язвительно спросила она и тут же извинилась, понимая, что сама виновата — нечего было предаваться несбыточным мечтам. — Извини… Я тебе очень признательна. Но особой необходимости в этом нет. Я уверена, что Молли сделает для меня все необходимое.
— Не уверен, что ее действия не вызовут скандала. Так что позволь все-таки мне позаботиться о тебе.
— Пытаешься успокоить свою совесть, Батерст? — снова не сдержала она язвительности.
— У меня нет совести. Я думал, ты об этом знаешь.
— О, конечно, как я могла забыть!
— Я не хотел, чтобы так получилось, — тихо сказал он. — Прости меня.
— Не надо извинений. — Она попыталась улыбнуться. — Я прекрасно провела время. — И снова в ее словах прозвучала ирония.
— И я тоже, — глядя на нее отрешенным взглядом, без улыбки сказал он. — Я сообщу Молли, когда ты сможешь вернуться домой.
К Молли он ее провожать не стал, только помог выйти из экипажа, слегка поклонился со словами:
— Все было замечательно. Изабелла.
— Да, конечно, — сверхчеловеческим усилием сдерживая слезы, ответила она.
В этот момент подошедший слуга поднял ее саквояжи.
— Еще раз — спасибо, — бросив короткий взгляд на слугу, сказал Дермотт и, повернувшись к экипажу, четким и ясным голосом приказал: — В Батерст-Хаус! — после чего исчез в карете.
— Сюда, миледи, — пробормотал встречавший ее Мерсер.
Сделав глубокий вдох, Изабелла направилась к дому. Интересно, сколько раз Дермотт вот так же холодно и учтиво прощался со своими любовницами? Через синюю дверь, за которой она однажды ночью нашла убежище, Изабелла вошла в выложенное мраморными плитами парадное. Здесь она впервые увидела Дермотта — сейчас казалось, что это произошло сто лет назад, в другой жизни, когда она еще была невинной девушкой, не вкусила того сладкого экстаза, что он ей подарил. И не познала всех мук отвергнутой любви…
— Изабелла! — донесся со второго этажа голос Молли, и, подняв голову, Изабелла улыбнулась женщине, которая так много сделала для нее.
Встретившись, они обнялись, и Молли повела ее в гостиную.
— Теперь садитесь и расскажите мне обо всем. Или, — с улыбкой поправилась она, — о том, о чем хотите. Боже мой! — воскликнула она, увидев, как предательски задрожали губы Изабеллы. — Он разбил вам сердце!
— Я этого не ожидала, — сквозь слезы прошептала Изабелла.
— Он заслуживает хорошей взбучки, — обняв Изабеллу, заявила Молли. — Этого я и боялась.
— Это не его вина.
— Конечно, его! Я говорила ему, чтобы он не возил вас в Ричмонд.
— Но я сама хотела этого.
— Он слишком обворожителен. Как всегда. Ну-ну, не надо, — пытаясь успокоить Изабеллу, сказала она. — Не надо из-за него плакать. Он абсолютно этого не стоит.
— Вы знали о его жене и сыне? — Изабелла посмотрела на нее глазами, полными слез.
— Он вам рассказал о них?
— Я нашла его сегодня ночью… он плакал перед их портретом. У него там что-то вроде раки…
— Сегодня четыре года, как они умерли, — печально сказала Молли. — Он не смог их забыть. В том числе и по этой причине я умоляю вас не тосковать по нему.
— Я и сама себе твердила об этом, но все не так просто.
— Со временем, моя дорогая, вы найдете для себя другие удовольствия.
Выпрямившись, Изабелла вытерла глаза платком.
— Я твердила себе то же самое, — с печальной улыбкой сказала она.
— Могу предложить нечто, что поможет развеять вашу меланхолию.