Флора имела несколько бесед с двумя женщинами-воинами, занимавшими видное место в племенной иерархии — их военные подвиги чтили не менее, чем славные деяние мужчин на поле брани. Кроме этого, девушке удалось поговорить с одним из бердахов — так называли мужчин, которые добровольно избрали женский образ жизни.
Бердах одевался, как женщина, занимался тем же, что и большинство женщин, принимал участие в их собраниях, посиделках и празднествах. Племя никак не осуждало бердахов.
Общаясь со знахарками, Флора обнаружила, что они почитаются в той же степени, что и знахари. Еще одним доказательством «эмансипированного» состояния женщин в племени было то, что многочисленные легенды рассказывали о женщинах-вождях. И можно было не сомневаться, что в этих легендах содержится большая доля правды, ибо у всех было на памяти, как несколько лет назад женщина по имени Красное Перо регулярно принимала участие в совете вождей и к ее голосу прислушивались.
На протяжении нескольких недель, что она провела в индейской деревне, Флоре довелось услышать не один рассказ об Адаме Серре. Говорили, что он искусный врачеватель, а также великий воин. По традиции, каждого убитого в бою врага абсарокский воин помечал полосой на крупе своей лошади. Так вот, из рассказов выходило, что мало кто из Воронов имел право нарисовать столько полос на своей лошади, сколько достославный Тсе-дитсира-тси, то есть Адам Серр, граф де Шастеллюкс.
По всеобщему мнению, именно благодаря ловкости и храбрости Тсе-дитсира-тси так успешно закончились рейды против лакотов, против Черноногих и против чейенов. Целые табуны вражеских лошадей в результате перешли в руки абсароков. Хвалили мудрые советы Тсе-дитсира-тси, восхищенно цокали языками, говоря о его умении обращаться с желтоглазыми — в племени он был признанным и наилучшим знатоком бледнолицых женщин. Упоминая Адама, абсарокские женщины — те, что помоложе и попригожее, — неизменно выражали простодушную радость по поводу того, что его жена ушла к другому мужчине.
— Теперь он снова будет спать с нами! — говорили они, улыбаясь глазами и губами. — И будет по ночам ублажать слух своих возлюбленных игрой на флейте.
Флора не сомневалась, что Адам так и поступит. Не таков граф де Шастеллюкс, чтобы долго оставаться без женщины! Когда в ее присутствии начинали судачить о Тсе-дитсира-тси, привычная спокойная объективность ученого покидала леди Флору, и она с трудом скрывала кипящую в груди ревность. Мало-помалу выяснилось, что до свадьбы среди абсарокских девушек на него был большой спрос. Судя по хихиканью и многозначительным взглядам, едва ли не каждая вторая женщина в племени имела что вспомнить о неуемном юношеском пыле Адама. И женская часть деревушки с нетерпением ждала лета, когда Адам появится на совете племени и затем примет участие в большом празднике. Одним удастся построить ему глазки, другим потанцевать, а третьим, может, посчастливится его соблазнить.
Степень свободы абсарокских женщин, их равенство с мужчинами почти во всем были редкостным феноменом — этнографы девятнадцатого века редко такое наблюдали. Достаточно сказать, что браки заключались по обоюдному согласию, причем инициатором мог стать как мужчина, так и женщина. Развод сводился к самой простой процедуре, и при этом никто из супругов не был ущемленной стороной. Добрачные любовные связи могли заводить как мужчины, так и женщины — и при этом никто косо на них не смотрел. Воспитанием и прокормом детей мать и отец занимались примерно в равной степени, им помогали многочисленные родственники. В браке, всегда моногамном, ценили верность, много было пар, проживших вместе всю жизнь, даром что развестись было проще простого. Но либеральность проявлялась в том, что прочный брак ценили, а распад неудачного брака не осуждали.
Все это было необычно и в высшей степени занятно; Флора занималась сбором материала и своими заметками с огромным увлечением.
Дни шли за днями, и было все легче и легче думать об Адаме, не впадая в какую-то истеричную грусть. Теперь кровь уже не бросалась ей в голову при одном воспоминании о днях и часах, проведенных с графом де Шастеллюксом. Она припоминала это близкое прекрасное прошлое с почти философским спокойствием. Да, у них был великолепный страстный роман, они познали дикие утехи и все такое прочее… но это минуло, это надо положить на дальнюю полочку памяти и снимать оттуда лишь по праздникам. Что Адам, что Флора — оба вели образ жизни, который исключал концентрацию всех жизненных сил на любви. Так что их роман был обречен стать яркой вспышкой в ночи. И поэтому не стоит растравлять себе душу и хныкать: нелепо и опасно преувеличивать значение краткой близости и представлять мимолетное приключение как нечто ослепительно великолепное, божественное и так далее. Чего ради понапрасну взвинчивать себя? Это ребячество. В конце концов, они взрослые люди с серьезными заботами, а не впечатлительные подростки, которые забыть не могут, что щупались дюжину раз в каретном сарае, в конюшне и в других, более подходящих местах. Жизнь не кончилась после расставания с Адамом Серром. Нет, не кончилась!
Подобные упражнения в несколько натужном цинизме и поглощающие все время занятия по системному, подробному изучению абсарокской культуры привели к тому, что в душе Флоры мало-помалу установилось некое подобие мира.
Ей было хорошо знакомо и привычно то, чем она сейчас занималась, — вся эта этнографическая рутина. Девушка беседовала с людьми об их буднях, заносила в толстенные блокноты услышанное, в том числе абсарокские мифы и песни. Работа сразу ставила ее в центр привычной с детства вселенной, давала смысл жизни и разрешала вопросы типа: кто я и зачем я? Эта работа, знакомая и размеренная, успокаивала — точно так же любимая с детства песенка навевает покой на душу, воссоздает былое счастье. Исследовательница по натуре, Флора получала искреннее удовольствие от того, что фиксирует на бумаге для потомства неведомую культуру, у которой не существует собственной письменности. Такой труд давал законное и полное удовлетворение.
Что касается ее отца, то он погрузился в исследование другой стороны абсарокского общества: он изучал, так сказать, мужскую часть культуры, всю сложную структуру военизированного племени. Наблюдал за приемами подготовки воинов, выслушивал рассказы об охоте на буйволов и о рейдах за вражескими табунами. Завзятый лошадник, граф с интересом приглядывался к тому, как абсароки выезживают своих коней.
В этих размеренных трудах протекло несколько недель.
В середине июня деревушка Четырех Вождей снялась с места и отправилась на север — поближе к летним пастбищам.
Когда индейский караван оказался в двух днях пути от Хелены, Флора и ее отец на время покинули своих новых друзей — они решили воспользоваться случаем и заглянуть в город: хлебнуть чуточку цивилизации и пополнить свои запасы.
С тех пор как племя устроилось в потайной межгорной долине, Адам и Джеймс проводили время то в лагере, то на ранчо. В разгаре была подготовка трех лучших лошадей к скачкам в Саратоге. Кипели полевые работы, шла разбивка новых садов и огородов, работники возводили пристройки к конюшням и занимались благоустройством уже имеющихся. Небольшие отряды индейцев круглые сутки патрули-ровали окрестности лагеря Воронов и периметр владений Адама. Все следовало лично проверить, все проконтролировать. Словом, хлопот у Адама было более чем достаточно.