– Хочу, чтобы ты меня коснулся.
– Где?
– Там, где сейчас твоя рука.
Он провел ладонью.
– Так?
Я кивнула, но, чтобы ответить, мне сначала пришлось сделать натужный глоток.
– Да.
– Хорошо?
Он чуть откинулся, чтобы взглянуть в мое лицо. Я моргнула, фокусируя взгляд, отчетливо понимая, что, хотя его палец внутри меня, мы по-прежнему одеты. Он убрал руку – медленно, чтобы не создать впечатления, что передумал, скорее показывая таким образом, что его заботят мои чувства.
– Ты всегда носишь юбки? – Он погладил ткань на бедре.
Я откинулась на подушки, не убирая руки с его плеча, зажимая между пальцами воротник его рубашки и касаясь шеи.
– Обычно. Но не всегда.
– Мне это нравится. – Он задрал юбку выше, обнажая бедро и поглаживая кожу. – Тебе не нужно здесь бриться.
Я моргнула.
– Э-э… Нет.
Дэн так быстро нагнулся, что я сообразила, что произошло, только когда он поцеловал обнаженную кожу бедра, чуть выше колена.
– Почему?
– Волосы светлые и тонкие, а бриться бывает больно. Подобная красота жертв не заслуживает. – Я произнесла все это с трудом, поскольку его рот меня отвлекал.
– Мне нравится, – сказал он, проводя ладонью вверх-вниз по моей ноге.
Я засмеялась, еще больше откинувшись на подушки и чуть отстраняясь от Дэна, так как меня внезапно смутило его положение.
– Правда?
Он кивнул и в эту минуту был похож на довольно ухмыляющегося мальчишку с взъерошенными волосами. Обхватив мою ногу руками, он провел по колену большим пальцем.
– А это от чего?
– Упала.
Он поцеловал шрам. Я нахмурилась.
– Дэн, не надо.
Он посмотрел на меня.
– Почему нет?
– Потому что он уродлив.
– Ты так думаешь? – Он легонько коснулся его подушечкой пальца. – Я так не считаю. Он – часть тебя.
Я покачала головой.
– Эта часть – след от раны.
– Как ты упала?
– Бежала, споткнулась и приземлилась на камни. Они вспороли кожу. Когда рана уже заживала, я ударилась о кофейный столик, и она снова открылась.
Дэн не отпускал мою ногу.
– Сколько тебе тогда было?
– Двенадцать. – Я отвечала на его вопросы неохотно, так как не хотела думать про свой шрам.
Дэн снова наклонил голову и поцеловал его изломанную линию.
– Было очень больно?
– Было больно.
Губы Дэна переместились на коленную чашку, затем выше. Дыхание у меня перехватило. Мне захотелось отодвинуться. Дэн продолжал целовать мою ногу. Глаза у него были закрыты. Я смотрела, как его губы перемещаются выше, к внутренней стороне бедра, как он поднимает и натягивает юбку, пока на ее черном фоне не показались белые трусики.
– Нет! – Я положила руку ему на голову, и он остановился. Его губы замерли как раз напротив родинки, которой до него никто не видел.
Дэн помедлил, а затем намеренно прижался к ней губами.
– Я сказала «нет», Дэн! – Я отодвинулась от него, хотя подушки возле спинки дивана ограничивали мои движения. Я резким жестом опустила юбку и оттолкнула от себя сначала его руки, а затем и его самого.
Он молча выпрямился и взглянул на меня. Я смотрела на него. Сердце пропустило удар. У меня задрожали руки, и, чтобы он этого не заметил, я скрестила их на груди.
– Что-то не так?
– Мне… не нравится. Я не хочу.
– Тебе не понравилось, что я поцеловал твою родинку? – Он склонил голову и заправил прядь моих волос за ухо.
– Я просто не хочу.
Дэн изучал мое лицо. Его ладонь легла мне на щеку, затем опустилась на шею. Я ждала, что сейчас он либо засмеется, либо нахмурится. Начнет настаивать на своем, продолжит этот неприятный для меня разговор – мужчины не любят отказов.
Он откинулся назад, расстегнул рубашку, снял ее и бросил на кресло, что стояло рядом с диваном. Я уже знала, как выглядит его тело. Помнила его вкус и запах, помнила, какая гладкая у него кожа. На груди она была светлее, чем на руках. На плечах, как и на носу, были веснушки, хотя и темнее по цвету. Он не обладал выдающимися бицепсами, но живота у него не было. Слегка вьющиеся посередине груди волосы в форме буквы V были темнее волос на голове, окружая темные кружочки сосков, спускаясь и становясь гуще к животу, скрываясь под брюками.
Дэн согнул руку, показывая мне локоть.
– Соккер, девятый класс. – Шрам, на который Дэн указывал, располагался в складках кожи и остался бы незаметен, если бы он об этом не сказал. – Ударился о камень, когда нагнулся, чтобы бросить мяч. – Он поднял руку, немного поворачиваясь ко мне боком, на котором отчетливо выделялись маленькая ямочка и четыре шва, отличающиеся цветом от остальной кожи. – Я удалил родинку. У врача-практиканта это получилось не очень удачно. В результате ему пришлось наложить четыре шва вместо двух. – Дэн повернулся ко мне другим боком, указывая на место ближе к талии. Там тоже была родинка, но гораздо больше и темнее остальных. – Мне велели за ней присматривать, но пока она ведет себя хорошо.
– Зачем ты мне все это показываешь? – спросила я, хотя и была заворожена устроенным мне Дэном пошаговым показом недостатков своего тела.
Он постучал у основания шеи, и я внезапно увидела там еще один шрам, хотя он, конечно, не мог возникнуть из ниоткуда – просто до этого момента он ускользал от моего внимания.
– Ожог на пикнике. Мы с братом фехтовали вилками для маршмеллоу, [9] и он меня проткнул.
– Бог мой! – Я моргнула, представив, каково это, невольно поднесла руку к горлу.
– Болела, зараза, как не знаю что. Хорошо еще, что он не проткнул мне яремную вену, а то я бы скончался от потери крови.
Я коснулась шрама.
– Действительно повезло.
Дэн взял меня за запястье и положил руку себе на грудь.
– Как мне думается, Элли, шрамы служат лишь доказательством, что умирают не от всех ран.
Я чувствовала под ладонью сильные, ровные удары его сердца. Взглянула ему в глаза, убрала руку, расстегнула рубашку и положила ее рядом с его. Заведя руки назад, на манер птичьих крыльев, как вынуждены делать все женщины, я расстегнула лифчик и кинула его поверх своей рубашки. Полуобнаженная, посмотрела ему лицо.
Дэн положил руки мне на плечи, лаская большими пальцами выступающие ключицы. Его взгляд прошелся по моему телу, сантиметр за сантиметром, после чего коснулся отметины над левой грудью.