...По бультонскому шоссе приближался к городу всадник на чалой лошади. Прохладный осенний ветер развевал его плащ. Всадник гнал коня галопом, склонившись к седельной луке и надвинув шляпу на самые брови. Доехав до рыбачьего предместья, он спешился, привязал лошадь в каком-то дворе, вышел на огороды и пробрался задворками до одного из крайних домиков поселка. Под каменистым обрывом шумело море. Старая рыбацкая сеть была развешана на кольях перед домиком.
Молодой человек постучал в боковое оконце. Оно открылось не скоро. Старый рыбак-ирландец выглянул наконец во двор.
— Я хотел бы купить макрели, — тихонько сказал молодой человек.
— Нынче плохой улов, — проворчал старик.
— Тогда придется выбрать другую рыбу.
При этих словах пришельца дверь отворилась. Молодой человек со свертком вошел в домик. Рыжий детина с огромными руками и угрюмая старуха молча поклонились вошедшему. Старик хозяин вынул две доски из внутренней перегородки, и позади большой кухонной печи открылся ход в крошечную каморку.
— Дайте две яркие свечи, иглу, утюг и ножницы, мистер О'Греди, — распорядился вошедший. — Нужно хорошенько осмотреть эту куртку. Неспроста сам господин виконт велит передать ее в собственные руки Вудро Крейгу.
Получив свечи, молодой человек внимательно осмотрел куртку и скоро заметил крупный шов в подкладке левого борта, под карманом. Через несколько секунд шов был осторожно вспорот. Из-за подкладки молодой человек вытащил белую полотняную тряпицу, сшитую наподобие почтовой «секретки». Изнутри на тряпице оказалась надпись, нанесенная несмываемой краской с помощью тонкой кисточки:
«Капитан Бернс.
Податель сего послан вам в помощь. Все перечисленные в вашем последнем письме должны вознестись. Прежде всего — вновь прибывший в Голубую долину внучек и обе четы М. и У. Не мешайте это сделать индейцам. Сообщите исполнение.»
Слова «вознестись» и «внучек» были дважды подчеркнуты в этой инструкции.
— Быстрее бумагу и перо, О'Греди! — приказал гость рыбаков.
Он в точности скопировал письмо. Затем полотняное послание было приметано к прежнему месту, и жена О'Греди восстановила распоротый шов; это удалось ей много лучше, чем миледи Эллен.
Снятую копию молодой человек положил в конверт и написал следующее донесение:
Поступил секретарем к виконту. Через несколько дней отсюда должен выйти в Йорктаун транспорт «Омега» с четырьмя сотнями немецких волонтеров из Гессена. По-видимому, этим же транспортом отправится секретный агент Вудро Крейга с поручением виконта к некоему капитану Бернсу. Агент направляется в Голубую долину, что расположена в ста милях выше Винсенса, по Серебряной реке. Копия поручения прилагается. Имя агента установить не смог. Такое же поручение послано в порт Капштадт, капитану шхуны «Удача» Джиованни Каррачиоле. Каким-то колонистам в Голубой долине грозит крайняя опасность. Решайте, как поступить, если нужно их спасти.
Джордж Бингль, сын свободы.
— О'Греди, — сказал молодой человек, — нынче бурная ночь, но делать нечего — придется вам обоим немедленно отправляться в Бельфаст к брату Меджерсону. Донесение важное. Оно должно попасть к нему, а потом в Америку раньше, чем агенты Вудро Крейга прибудут по назначению. А мне нужно спешить. Я должен поспеть с курткой к Вудро и быстрее вернуться в Ченсфильд.
— Патрик, — старик повернулся к своему сыну, — готовь баркас. Через часок мы выйдем в море. Давай ужинать, старуха! Скажите, мистер Бингль...
— Мистер Мойнс, — поправил его молодой человек.
— Виноват, мистер Мойнс, нет ли каких-нибудь известий о вашем брате Томасе? Ах, жаль, жаль, какой был мальчуган!..
...Виконт Ченсфильд выслушал краткий доклад своего молодого секретаря.
— Нед, ты быстро съездил в Бультон, я доволен тобой! Теперь отдыхай и пока ни на шаг из твоей башни, дружок! Можешь заниматься живописью с мистером Джернсом. Я люблю, чтобы мои люди были всегда у меня под рукой!
Через несколько дней виконт получил короткое уведомление Вудро Крейга об отплытии транспорта «Омега». В составе его экипажа следовал в Америку цирюльник Френк Вилерс. А спустя еще месяц нарочный вручил виконту пакет, прибывший из Лондона. Вскрыв его, виконт нахмурился и позвал Мортона.
— Черт возьми, — произнес владелец Ченсфильда в большом недоумении, — знаете, наш лондонский агент Кленч пишет, что ни в доках Ист-Энда, ни в госпитале святого Варфоломея никогда не значился бывший торговец и докер Арвид Мойнс и ничего не известно о его сыне Эдуарде... В лондонской полиции эти лица тоже неизвестны. Тут что-то нечисто! Возьмите-ка с Крейгом этого чертенка на прицел, Мортон!
Эдуард Мойнс стоял перед мольбертом. Мастерская мистера Огюста Джернса, художника и скульптора, служившего в Ченсфильде шестой год, помещалась под чердаком бокового крыла замка. Она была завалена гипсовыми фигурами, холстами, подрамниками, банками красок. Правый угол комнаты был освобожден от этого художественного реквизита, задрапирован бархатом и шелком; угол красиво освещался рассеянным светом из двух слегка затененных окон. Уже третий месяц леди Эллен Райленд позировала здесь мистеру Джернсу, писавшему поясной портрет виконтессы.
Во время одного из этих сеансов новый секретарь виконту испросил у мастера и самой миледи разрешение тоже поставить мольберт и поработать над портретом. Мистер Огюст Джернс с неохотой позволил ученику взяться за кисть: он пока строго ограничивал Неда занятиями одним рисунком, совершенствуя и пополняя его знания перспективы и анатомии. Сам он писал обычный, весьма тщательный «парадный» портрет миледи Эллен в темной гамме тонов. Картина была перегружена элементами драпировки, костюма и обстановки и представляла собою аккуратную, но весьма банальную академическую работу. Нед Мойнс изобразил миледи в ее обычном домашнем платье, на фоне светлого осеннего пейзажа, скорее угадываемого, нежели зримого. Основным в картине были глаза, губы и руки виконтессы. Они так отчетливо выражали властолюбие, коварство и жестокость, что виконт целых полчаса молча просидел перед мольбертом юного художника. На полотне стояла перед сэром Фредриком обнаженная душа его жены. Это было почти обвинением, брошенным в лицо.
Портрет этот не был закончен Недом. Виконт, опасаясь, что при доработке может исчезнуть поразительное сходство с оригиналом, приказал покрыть холст лаком, вставить в раму и повесить в своем верхнем кабинете так, чтобы картина была хорошо видна из-за письменного стола. При свечах портрет еще более оживал. Казалось, что беспокойное пламя отражается в глубине холодных зрачков миледи. Ей самой портрет не понравился, но удивительный талант и мастерство юного художника признали все.
Незадолго перед своим отбытием на фрегат «Виндзор» виконт пригласил мистера Джернса в свой кабинет. Кивком он указал художнику на портрет миледи.