— Не могу больше.
— Еще чуть-чуть, — настаивал он, исторгая в нее фонтан раскаленного семени.
Но Кристина не слышала. Она потеряла сознание.
И пришла в себя уже в его объятиях. Он успел снять кольцо и сейчас наблюдал, как слегка трепещут ее ресницы. Когда же ее глаза открылись, он покаянно прошептал:
— Прости…
Странно, ведь до Кристины ему в голову не приходило извиняться перед кем бы то ни было. Наверное, потому, что он никогда не заботился ни о чьих чувствах, кроме своих.
— Придумай для меня самую жестокую месть. Делай со мной что хочешь…
— Это в десять раз лучше, — прошептала она со слабой улыбкой. — Но ты все равно заплатишь мне.
— Все, что угодно, — повторил он, вне себя от тревоги за нее.
Но глаза Кристины весело заискрились.
— И сказал, что я могу сосать его всю ночь… потом…
Макс поднял брови:
— Вряд ли это можно считать наказанием…
— Зато я добьюсь своего.
— Вернее, мы оба добьемся.
Кристина погладила его по щеке:
— Скоро, дорогой. Ложись.
Он послушался, хотя не без легкого колебания, явно говорившего о его нежелании подчиняться приказу. Кристина это заметила.
— Ты не слишком покорен по натуре, не так ли? — жизнерадостно заметила она.
Макс закинул руки за голову, чуть повел плечом и, забыв о том, что еще минуту назад был готов на все, долго обдумывал ответ.
— Я, разумеется, попытаюсь, —дипломатично объявил он наконец.
— Не так уж это будет невыносимо, — заверила она, очевидно, наслаждаясь моментом.
— Уверен, что так и есть, — пробормотал он.
— Но? Я отчетливо чувствую «но».
— Ты чертовски назойлива, — ухмыльнулся он, — в самом приятном смысле, разумеется.
— А ты чертовски своеволен и упрям, хотя твои невероятные сексуальные таланты возмещают постоянное стремление командовать. И твое великолепное достоинство, постоянно находящееся в неудержимой, нескрываемой готовности, более чем возмещает твой деспотический темперамент. — Она осторожно взвесила на руке его тяжелую мошонку. — Интересно, у тебя еще что-то здесь осталось?
— Скоро узнаешь.
— Мне это… проглотить?
И без того внушительный отросток прямо на глазах стал удлиняться.
— Похоже… тебе это нравится, — пробормотала она, гладя морщинистый мешочек и слегка сжимая перекатывавшиеся внутри тугие шарики.
Макс с тихим стоном выгнул спину.
— Ты обещал быть хорошим, — прошептала она, продолжая перебирать бархатистые складки кожи. — Чтобы я могла играть с тобой сколько захочу.
На этот раз горловой стон был слышен яснее: его пенис послушно дернулся.
— Может, не так уж долго, — возразил он, глядя на него полузакрытыми жаркими глазами.
— Ты обещал, — кокетливо повторила она.
— Должно быть, я лгал, — выдавил он.
— Наверное, мне стоит поспешить.
Но он позволил ей делать все, напряженный, со стиснутыми кулаками, умиравший от желания вонзиться в нее с бессмысленным отчаянием, никогда ранее не испытываемым.
И Макс решил, наблюдая, как поднимается и опускается ее голова, борясь с нарастающей похотью, что все эти странные чувства вызваны их долгой разлукой и неопределенностью будущего. И он пытался, в самом деле пытался предоставить ей свободу действий.
Но на счете «сто двадцать» (Макс считал про себя, чтобы отвлечься от стремления взять верх) он капитулировал, вернее, применил силу, и Кристина оказалась на спине, с раздвинутыми ногами, приняв в себя плоть, которую успела довести до грани оргазма.
— Прости, — снова прошептал он, яростно погружаясь в нее. — Прости… прости… прости…
Каждое слово сопровождал все более мощный рывок.
— В следующий раз, — вздохнула она, забыв обо всем, не расстраиваясь и куда более стремясь к собственному удовольствию, чем к власти, желая только одного: ощущать его в себе или рядом… лишь бы быть вместе.
— Я всегда буду с тобой, — поклялся он. — Отныне и навеки.
На сердце Кристины стало теплее от его слов. Ах, пусть это всего лишь мечта, она позволит себе эту слабость.
— И когда-нибудь мы отпразднуем свое Рождество…
Макс нагнул голову и поцеловал ее в висок.
— Это всего лишь первое из многих, моя обожаемая женушка, — пообещал он, поднося свое кольцо к свету. — Отныне и навеки.
Кристина благоговейно коснулась подаренного им кольца, загадав желание, словно наивный ребенок, ожидающий, что случится чудо.
— Отныне и навеки, — повторила она.
Кристина скользнула через ведущую из подвала дверь, поднялась по истертым каменным ступенькам в кухню, а оттуда вышла в коридор. Везде было темно: слуги в это праздничное утро еще не поднялись. Пробежав на цыпочках к лестнице черного хода, она благополучно добралась до своих покоев как раз в тот момент, когда часы пробили пять.
Тихо закрыв дверь, она стащила соболью накидку и бросила на стул.
— Рано ты гуляешь!
Кристина замерла при звуках знакомого голоса.
— Я не могла заснуть, — пояснила она, стараясь говорить спокойно.
— Я заметил. Твоя постель нетронута.
Озноб прошел по ее спине от этого размеренного, холодно-равнодушного тона.
— Ты чего-то хочешь?
— Хочу, чтобы моя жена не раздвигала ноги перед кем попало.
— Вряд ли ты имеешь право чего-то требовать. Где был ты сам прошлой ночью?
Ганс поднялся, и Кристина наконец разглядела его в полутьме. Сейчас он казался еще выше и сильнее.
— Не твое дело. А теперь объясни, где ты была.
— Не твое дело.
— Нищие, не имеющие ни гроша жены вроде тебя не могут позволить себе подобные выпады. Будь благоразумной, драгоценная моя.
— Мне ни к чему быть благоразумной, — спокойно заметила она. — Пока под одной крышей с нами живет твоя мать.
Его улыбка напомнила ей звериный оскал.
— Она уехала ночью. Сказала, что неважно себя чувствует и предпочитает болеть дома.
Кристину словно ударили с размаху кулаком в живот. Она едва не согнулась, но постаралась не давать волю страху. Ее козырная карта бита!
— К сожалению, ты не смогла с ней попрощаться. Вернее, тебя так и не нашли. А теперь об утренних прогулках. Кто он?
— Не знаю, о чем ты. Я ходила гулять. Вот и все.