Настоящий рай, в котором любой готов потеряться.
Возможно, она так и сделает.
Совершенно абсурдная мысль, но в этот момент такая манящая.
Защищенная теплым, душистым облаком блаженства, с исполненным нежности сердцем, охваченная редким вихрем страсти, она на миг отрешилась от собственных эгоистичных желаний. Дафф был прав: здесь, несомненно, какое-то волшебство, если она вдруг поверила в само существование любви.
Вздор, чепуха, бессмыслица и не стоит гроша ломаного!
Но ее благосклонность по отношению к человеку, открывшему ей дорогу в рай, осталась.
Подняв руки, она осторожно коснулась потного лба Даффа, попыталась унять его скорбь, утешить в терзаниях, пробормотать слова утешения.
Лаская его веки и виски, упрямый подбородок и напряженное горло, она смягчала боль. Откинув прядь темных волос, упавшую на его лоб, Аннабел шептала его имя не столько для себя, сколько для Даффа, находя невыразимый восторг в этом звуке.
– Дафф, Дафф, Дафф, – выдыхала она раз за разом, изнемогая от нетерпения и стремления завладеть им хотя бы на те несколько секунд, пока он оставался в ее лоне. Странное ощущение, не похожее на те, что она когда-либо испытывала. Но невыразимо приятное.
Продолжая гладить его лицо, она повторяла его имя, словно в этом раю, пусть и мимолетном, он целиком принадлежал ей.
И его чувства медленно, постепенно стали оживать. Кошмары остались позади, и он ощутил прикосновение к своему лицу, услышал ее нежный голос. И вернулся к действительности.
– О, Дафф, взгляни на меня, – шептала Аннабел, видя, что его веки дрожат, а ритм движений становится не таким лихорадочным. – Ты слышишь меня? Пожалуйста, пожалуйста…
Она одновременно заклинала и требовала, потому что балансировала на краю, возможно, очень долго и вдруг достигла точки, откуда не было возврата.
– Ты слышишь меня, Дафф? – повторила она повелительно: примадонна английской сцены ждала, пока получит желаемое. – Открой глаза.
Он повиновался и на этот раз увидел ее.
– Если не возражаешь, должна сказать, что я на грани оргазма, – нежно пояснила она, словно в возмещение за резкий тон.
– Значит, ты нуждаешься в некоторой помощи.
Голос Даффа казался вполне нормальным… и веселым.
– Да, что-то менее энергичное, если не возражаешь.
Ангельские, медовые интонации.
Дафф едва не поинтересовался, имеется ли какая-то схема, по которой он должен действовать, но она провела его через горячку безумия, вернула в обычный мир, поэтому он улыбнулся и сказал:
– Как можно отказать столь милой даме?
– Не издевайся, Дафф, у меня на такие вещи нет времени.
– Ваш слуга, мэм, – послушно пробормотал он, немедленно впадая в ритм, исполненный изысканной деликатности и изящества. – И я смиренно прошу прощения, если причинил вам боль…
– Я насквозь мокрая, так что о боли нет и речи.
– Прекрасно, значит, я тебе понравился.
– И даже очень, как видишь сам.
– Возможно, я сумею понравиться тебе еще больше.
Широко расставив пальцы, он стиснул ее бедра.
– Скажи, что ты думаешь об этом?
Подавшись вперед, он вошел до самого конца и чуть надавил на вход в матку: урок, полученный от французской гувернантки, которая научила его не только языку, но и множеству способов ублажить женщину.
В этом случае другая женщина воспользовалась бы преимуществами знаний, полученных от мадемуазель Белло. Охваченная великолепными ощущениями, Аннабел на мгновение потеряла дар речи и издала долгий тихий стон, вполне могущий послужить ответом.
Впрочем, Дафф и не ожидал такового, хотя ее лихорадочные стоны возвещали о полном успехе. Все же он отстранился, прежде чем вновь вонзиться в нее, и разочарованный крик невольно вызвал его улыбку. И когда дама отчаянно забормотала что-то, словно лишенная того, чего так мучительно желала, Дафф небрежно сообщил:
– Сейчас я войду в тебя.
– Спасибо, – выдохнула она, мигом преобразившись в ненасытную распутницу, подогреваемую не только похотью, но и несчастной склонностью к маркизу, которого следовало бы избегать как чумы. – Спасибо, огромное спасибо, – проворковала она, пренебрегая более цветистыми похвалами в ожидании грядущих наслаждений. – Просто великолепно…
Ему следовало бы встревожиться, хотя бы из-за шокирующего открытия: раньше он никогда не изливался в женщин. Кроме того, столь откровенная покорность Аннабел тоже весьма нервировала.
Но сегодня был не тот день, чтобы следовать правилам.
– Готова? – неожиданно спросил он, проникнув еще глубже в теплую упругость ее мягкой плоти.
– Хм…
До этой минуты Дафф еще не имел счастья слышать более соблазнительный шепот. Наклонив голову, он запечатлел поцелуй на пухлых розовых губках.
– На этот раз твоя очередь задавать ритм, моя кошечка.
Не будь он по неизвестным причинам безумно увлечен Аннабел, наверняка бы заревновал, испытав на себе ее искусство в любовных играх. И оценил по достоинству силу ее потаенных мышц, сжимавших его плоть. Настоящее колдовство! И она умела так пошевелить бедрами, что он едва не задохнулся от наслаждения.
Сам же маркиз, похоже, обладал способностью бесконечно оставаться каменно-твердым. Не лежи именно она в его постели, наверняка дала бы волю ревности. Но не настолько она глупа!
И оба совершенно потеряли головы, охваченные нестерпимым жаром и смутным сознанием того, что происходит нечто необычайное. Выходящее за обычные рамки обычной встречи любовников.
Оба понимали это.
Оба сливались в объятиях, и это было за гранью реальности.
И когда они одновременно забились в ослепительном, невероятном, небывалом экстазе, Дафф нашел нирвану, которая до этой минуты была ему недоступна.
Аннабел, должно быть, сказала нечто совершенно неприемлемое, упомянув о любви, прежде чем потеряла сознание.
Действительно потеряла сознание.
Очнулась она в объятиях Даффа. Он сидел, держа ее на коленях, и улыбнулся прямо в открывшиеся глаза.
– Ты правду сказала, что давно была одна. Добро пожаловать в этот мир.
Он прислонился к изголовью и снова выглядел бесстрастным и непроницаемым, и на какой-то яростный момент она возненавидела его невозмутимость и, не в силах сдержаться, съязвила:
– Очевидно, годичное воздержание никак на тебя не подействовало.
– Честно говоря, я никогда не чувствовал себя лучше. И кстати, – улыбнулся он, – я тоже люблю тебя.