– Они провели день в постели, – настаивал Уоллингейм, – готов прозакладывать свою конюшню.
– Поскольку мне очень нравится твоя конюшня, нельзя ли узнать поточнее, спали они или нет?
– Очень смешно! Теперь моя очередь поиздеваться над твоими привязанностями. Возьми хотя бы Дженет Фергюсон: она так худа, что вот-вот переломится, и тащит в постель кого ни попадя. Надеюсь, ты знаешь, что не один пользуешься ее благосклонностью!
– А мне все равно, – заверил Дугал, причем вполне искренне. Его возлюбленная была невероятно страстной женщиной, несмотря на мальчишеские формы и склонность к распутству. – Кроме того, вряд ли Аннабел Фостер может считаться твоей исключительной собственностью.
– Невзирая ни на что, я намереваюсь вернуть ее в свою постель в самое кратчайшее время, – твердо объявил Уоллингейм.
– И как ты предлагаешь это сделать?
– Обычным способом, – процедил Уоллингейм. – Хитростью.
Перед отъездом Дафф выпил чаю в компании Аннабел, миссис Фостер и Молли. И заодно попросил разрешения у миссис Фостер заехать наутро за Аннабел. Миссис Фостер, разумеется, и не думала возражать.
Он побыл еще немного, наслаждаясь приятным обществом, строя планы на лето, словно был членом семьи. Они с Аннабел попрощались уже на закате. И долго стояли у садовой калитки, любуясь розовыми полосами, перечертившими небо, вдыхая аромат цветов и впитывая мирную безмятежность, окружавшую их.
– Не могу вспомнить, когда еще так приятно проводил время, – прошептал он, сжимая ее руку под прикрытием юбок.
– Я тоже. Еще раз спасибо за счастье, которое ты дал мне. И за то, что ты был так благороден и избавил меня от Уоллингейма.
– Завтра я пришлю служанок помочь твоей матери и Молли с детьми, а заодно и несколько охранников, чтобы следили за домом.
– Пожалуй, не стоит, – покачала она головой. – Это может встревожить матушку.
– Твоя матушка вряд ли будет возражать против одной-двух горничных, не так ли?
Что же касается охранников… он позаботится, чтобы они не попадались на глаза домочадцам Аннабел. Но они будут охранять дом день и ночь. Если не для ее, то хотя бы для его спокойствия.
– Согласна, – кивнула она, не желая продолжать спор.
– Вот и хорошо. – Он снова нежно сжал ее пальцы. – Скажи, что будешь думать обо мне сегодня ночью.
– Как я могу не думать? – улыбнулась она. Человека, подобного Даффу, забыть нелегко.
– Приеду завтра в десять. Жаль, что не могу поцеловать тебя сейчас.
– Очень жаль. Но мама и Молли скорее всего подглядывают в окна.
– Поэтому я должен вести себя прилично, – вздохнул Дафф.
– Боюсь, что так, – прошептала она, смаргивая неизвестно откуда взявшиеся слезы.
– Дорогая, умоляю тебя, не плачь, тем более что я не могу обнять тебя и утешить.
Она по-детски шмыгнула носом и улыбнулась дрожащими губами.
– Ну вот, я уже успокоилась. Просто нервы шалят после случившегося.
– Обещаю, Уоллингейм оставит тебя в покое. Даже не вздумай волноваться!
Она кивнула, вновь сдерживая слезы.
– Не буду. До завтра, милый.
Если Дафф немедленно не уедет, с ней начнется настоящая истерика.
Он отпустил ее руку, слегка поклонился и с улыбкой ушел.
Когда фаэтон отъезжал от ворот, Дафф помахал на прощание.
Усилием воли она продолжала улыбаться, пока он не скрылся с глаз. И только тогда вытерла слезы, повернулась и решительно направилась к коттеджу.
Они должны исчезнуть к утру.
Ни в коем случае нельзя оставаться теперь, когда Уоллингейм узнал, где она живет.
Он вернется. Сомнений в этом нет. Даже если Дафф сумеет защитить ее, что тоже еще не известно, учитывая предательскую натуру Уоллингейма. Именно из-за последнего она и не хотела покровительства маркиза. Потому что всегда избегала положения содержанки.
Аннабел давно решила, что, несмотря на довольно свободный образ жизни, она по крайней мере сохранит независимость. И как бы она ни наслаждалась обществом Даффа, – весьма слабое определение того рая, который он предлагал, – стоит позволить ему поставить на ней свое тавро, и он поведет себя ничем не лучше остальных мужчин.
Она долго придерживалась своего собственного свода правил. Первое – дарить благосклонность только тому, кто ей мил. Второе – не позволять мужчинам командовать ею. И третье – только она сама решает, когда разорвать связь.
Во многих отношениях она ничем не отличалась от аристократок, играющих в любовь. Просто имела несчастье родиться в семье ремесленника, а не в богатом доме. Благородные леди забавлялись, меняя партнеров и увлекаясь постельными играми. Как только высокородный лорд получал наследника, то есть его жена рожала одного-двух сыновей, общество было склонно смотреть сквозь пальцы на подобные связи, лишь бы все обходилось без скандала.
Впрочем, сейчас эти сравнения вряд ли уместны. Главное – придумать объяснение поспешному отъезду, причем такое, которое не встревожит ее мать.
Самое позднее к полуночи они должны исчезнуть и оказаться далеко от деревни, когда завтра утром приедет Дафф.
Как ей не хотелось покидать его! Если бы имелся способ попрощаться как следует без необходимости что-то объяснять, она так и сделала бы. Но, хотя Дафф мил и добр, очарователен и любовник прекрасный, все же не предлагает ничего, кроме мимолетного романа. Она предпочитает жить по-своему.
«Возможно, лучше всего подойдет остров Уайт», – думала она, полная решимости не мучиться мыслями о том, что никогда не сможет быть с Даффом. Да и вообще плакать над потерянными наслаждениями – пустое занятие. У нее и без того много срочных проблем. Итак, морской воздух бодрит, расстояние от Лондона довольно значительное, а уединенное местоположение просто идеально подходит для того, кто желает укрыться в уединении.
И ее мать знала остров. В детстве она отдыхала там с дедушкой и бабушкой.
В конце концов лето – идеальное время, чтобы отдохнуть на море.
Герцог и герцогиня наслаждались минутами покоя после ленча. Дети и внуки разбежались по своим делам, и, прежде чем встать из-за стола, супруги решили выпить еще по чашечке чаю. Но тут вошедший лакей вручил герцогу записку.
Поспешно развернув смятый листок бумаги, герцог пробежал глазами немногочисленные строчки.
– Это от Даффа.
Герцог протянул записку жене и обратился к принесшему записку слуге:
– Кто доставил это в дом?