– Кстати, насчет обожания: заметила, как Принни хвалил красоту Крикет? – спросил он, как гордый отец.
Сердце Аннабел мгновенно смягчилось.
– И не говори. Крикет неизменно привлекает всеобщее внимание, – согласилась она, но тут же покраснела. – Хотя ты знаешь, что могут подумать сплетники.
– Насчет чего?
– Пожалуйста! Ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Что Крикет – наша дочь? Пусть болтают. Мне совершенно все равно.
– Пренебрежение сплетнями гораздо легче дается тебе, чем мне. Правда, я привыкла к осуждению, но это? – Она состроила рожицу. – Я всегда боялась клейма незамужней матери. Господи, Дафф, что это с тобой? От тебя ничего не ожидают, и я не намекаю на женитьбу.
Он был достаточно хорошо воспитан, чтобы не возблагодарить Бога вслух, но ужасно обиделся на то, что Аннабел, как оказалось, вовсе не собирается выходить за него замуж. Для человека, которого много лет преследовали женщины, мечтавшие стать леди Дарли, ее безразличие выводило его из себя.
– То есть хочешь сказать, что не желаешь стать моей женой?
– Разумеется! Это все равно невозможно, как тебе прекрасно известно.
– Невозможно? Но почему?
– По тысяче причин, которые знаем как мы с тобой, так и весь свет. Что же касается сплетен насчет Крикет, не обращай на них внимания. Тебя это не касается. Я справлюсь сама.
– Хм, – буркнул он, развалившись в кресле и задумчиво разглядывая Аннабел. – Зря ты считаешь, что о нашей свадьбе не может быть и речи. По-моему, все возможно.
– Ради всего святого, Дафф, ты ведешь себя, как ребенок, которому что-то запретили. Сплетни насчет Крикет – это не самая страшная клевета, с которой мне приходилось сталкиваться. И не обращай внимания: это не твоя проблема.
– А если я сделаю ее своей?
– Не можешь. Крикет не имеет к тебе никакого отношения.
– Я мог бы назвать ее своей.
– Ты ужасно избалован, Дафф, – улыбнулась она. – Нельзя всегда получать желаемое.
– Но я всегда добиваюсь своего, – заверил он, намеренно не вспоминая о жалком существовании, которое влачил последний год. Но тогда от него ничто не зависело.
– В таком случае тебе давно пора получить урок. Он снова сел прямее.
– Хочешь сказать, что можешь не дать мне делать все, что вздумается?
– Полагаю, это зависит от того, что тебе вздумается сделать, – подмигнула она.
– Черт возьми, – смягчился он, – я серьезно.
– А я – нет. Пойдем поговорим о вещах более приятных.
Он взглянул на часы.
– Или не будем разговаривать совсем. До ужина осталось не меньше…
– Дафф, вспомни, что было вчера. У тебя опять откроются раны.
– Но с тех пор… – он широко раскинул руки, – как видишь, ни пятнышка. И Стюарт сказал, что такое бывает. Ты сама видела, он ничуть не встревожился. Почему бы мне не запереть дверь, – пробормотал он, вставая.
– Не могу. Дафф, не здесь.
Она подчеркнула, что не может «здесь». Весьма ободряющий знак. Как и легкая дрожь в ее голосе.
– Тогда в моей комнате.
Он достаточно ясно дал понять, что к нему никто не входит без разрешения, и мысли Аннабел приняли совершенно непозволительный оборот. И это в тот момент, когда ей следовало опасаться повредить Даффу или услышать стук в дверь в самую неподходящую минуту. А если за дверью окажется кто-то из родных и Дафф прикажет им убираться? В конце концов, вовсе не обязательно ложиться в постель с мужчиной до ужина!
– У нас полно времени, – прошептал Дафф, словно читая ее мысли.
Она сделала ошибку, взглянув на часы.
Дафф привык к тонкостям женского поведения: недаром мужья всегда подозрительно посматривали на него в присутствии своих жен. Он легко мог истолковать малейший жест.
– А если я обещаю совсем не двигаться? Я покажу, как это делается, – добавил он, перекрывая небольшое расстояние, разделявшее их, и беря ее руку.
– Я не знаю, Дафф.
– Зато я уверен за нас обоих. Ну как?
Он поднял ее руку к губам, легко поцеловал кончики пальцев и улыбнулся своей манящей улыбкой, той, что обещала безумные наслаждения и незабываемые воспоминания.
Она честно хотела воспротивиться. И в этом случае была бы первой, кто сумел противостоять ленивой улыбке Даффа.
– Мне не следовало бы… – прошептала она.
Что вовсе не означало сопротивления, как прекрасно знал Дафф.
– Похоже, ты нуждаешься в убеждении, – дипломатично пробормотал он, увлекая ее к смежной двери в спальню.
– Если хочешь знать, – процедила она, принимаясь вырываться и дергая его за руку, – мне вовсе не нравится ощущать, что я в твоей власти.
Он резко остановился и повернулся к ней.
– Мы могли бы поспорить о том, кто из нас раб, а кто – господин, – мрачно объявил он. – Будь по-моему, я держал бы тебя под замком и не выпускал бы из своей кровати, а обычно я так не поступаю.
– Вот как, – тихо пробормотала она.
– Знаешь, это еще большой вопрос, кто кому подвластен.
– Понятно, – вздохнула она.
– Именно, – подчеркнул он.
– Просто мы оба не привыкли к такому разгулу чувств, – мягко заметила Аннабел.
Дафф, казалось, с большим трудом взял себя в руки, и на губах заиграла привычная улыбка.
– С другой стороны, почему бы не наслаждаться ими? – предложил он.
– Пока светит солнце, – кивнула она, прекрасно поняв, о чем идет речь. – Сколько у нас времени?
– Вовсе недостаточно, – сообщил он, увлекая ее к спальне.
Вскоре раскрасневшаяся и тяжело дышавшая после второго оргазма Аннабел прошептала, обнимая его за плечи:
– Как у тебя это получается?
Они устроились в постели Даффа. Он неподвижно лежал под Аннабел. Оседлав его бедра, закрыв глаза, она изнемогала от наслаждения. И успела кончить дважды, а он – всего один раз, хотя при этом не шевельнул и пальцем.
Он не объяснил, что научился этому способу у марокканца, посвященного в тайные духовные обряды. И разумеется, не упомянул, что для этого потребовались месяц в горах, некоторое количество высокосортного гашиша и с десяток услужливых молодых женщин. Но он овладел искусством управлять своим возбуждением и мог, не изливаясь, очень долго оставаться в женском лоне.
– Все дело в дыхании, – предпочел ответить он, вместо того чтобы пускаться в длинные и сложные объяснения. Но тут кое-какая часть его тела дрогнула и запульсировала, так что Аннабел стало не до вопросов. Уж очень она была занята.