— Я только хотел поправить тебе волосы, — прошептал он, нежно касаясь ее щеки.
— Вот ты где. — И она увидела его, как в тот, первый раз на обеде у Стюарта Уорнера — суровая красота и внутренний сексуальный жар, желание быть лучшим в мире и лучше всех той ночью, способность распознать ее безрассудное побуждение с первого взгляда.
— Ты спала.
— Почему ты не разбудил меня? — Смутное беспокойство овладело ею.
Он потряс головой.
— Ты очень устала.
Приподнявшись на локте, она взглянула на открытое окно.
— Сколько времени?
— Еще есть время. Сейчас темно — «империи» нужен дневной свет, чтобы пробраться через поле.
Его слова смягчили ее беспокойство. Он хотел ее, подумала она с благодарностью, как будто умоляла его, а он мог даровать удовольствие, которого она жаждала.
— Я бы хотела, чтобы мы вообще не беспокоились о времени, — прошептала она, пододвигаясь ближе, желая чувствовать его тепло; его тело притягивало ее словно магнит.
— А мы и не будем. — Он приподнял ее подбородок пальцем и улыбнулся. — Доброй ночи, мисс Атгенборо, — прошептал он с вежливой учтивостью. — Я надеялся, у вас еще не все танцы расписаны.
Она захихикала.
— По правде говоря, все.
— Я раздавлен.
— Не нужно. Я написала твое имя в каждой строке. Его темные брови дрожали от удовольствия.
— Ты маленькая услужливая лиса, не правда ли?
— Я знаю: это то, что тебе нужно. Слухи летят впереди вас, мистер Ито.
— Ты знаешь все, что мне нравится? — спросил он особенно дразнящим тоном.
Она покачала головой.
— Я надеялась, ты покажешь мне.
Дразнящие интонации исчезли из его голоса.
— Ты не слишком устала?
— Что бы ты сделал, если бы я ответила «да»?
— Страдал бы в тишине. — И неожиданно понял, что в первый раз в жизни он так бы и поступил.
— Ты слишком добр, Флинн, — улыбнулась она. — И я у тебя в долгу за то, что ты искупал меня. — Она тронула свои волосы. — И духи — я польщена.
— Если ты действительно не очень устала, думаю, я могу впечатлить тебя и другим способом. — Дразнящие огоньки заиграли в его глазах.
— Этим? — Ее рука скользнула вниз и коснулась его.
— Этим.
— Кажется, мы пришли к полному согласию, — прошептала она, лаская его и с удовольствием слушая его шумное дыхание. — Давай, потанцуй со мной…
— Быстро или медленно? — прошептал он, убирая ее руку, не уверенный, что сможет сдержать себя, если ее ответ не устроит его. Казалось, он потерял ее.
— Глупый вопрос, учитывая то, что я не видела тебя…
— Очень долго.
Она улыбнулась.
— В самом деле и ты, в конце концов, рад меня видеть. — Она снова коснулась объекта своего вожделения.
— Очень рад, — отвел он ее руку. — Но я не могу гарантировать, что не потеряю контроль в самый ответственный момент. — Шокирующее допущение для того, кто гордился своим самоконтролем.
Он любил ее нежно и изящно, их чувства соответствовали друг другу после совместного купания, их тела стали восприимчивы к прикосновению. Она чувствовала его тепло и силу, его нежность, окружавшую ее, ритм его тела, дразнящее удовлетворение, которое он даровал ей.
Она не хотела думать о том, что могла быть не первой, испытавшей такое наслаждение с ним. Не сейчас, когда оставалось так мало времени, когда она хотела испить всю чашу до дна.
И он не осмеливался думать ни о чем другом, потому что утром он должен с ней расстаться. Закрыв глаза, он зарылся в ее волосы, разметавшиеся по подушке, утонул в запахе гардении и улыбнулся — аромат тяжелый, такой непривычный для нее. Но она не жаловалась, даже чувствовала благодарность. И пока все было не важно, он находил ее благородство очаровательным. Как и все в ней.
— Я рад, что ты забралась так далеко, — прошептал он, поднимая голову и улыбаясь.
— Теперь твоя очередь. — Ее улыбка обжигала близостью, ее тело выгибалось под ним.
Они оба по причинам, понятным им одним, подавляли то, что не могло быть подавлено, и в конце концов, успокоившись, лежали в странной неподвижности, мягкие, нежные, и — вместе.
Она заметила с милым удовольствием, что он не осторожничал.
И он это заметил, но в первый раз в жизни для него это было не важно.
Он нежно поцеловал и поблагодарил ее.
Ее глаза, полуприкрытые от утомления, вздрагивали, а губы шептали слова признательности страстным контральто, которое вызвало улыбку на его губах.
Затем он вытер их обоих полотенцем, лег на спину и уставился в потолок, тихо и почти без движения.
Отдавшись своему собственному бурлящему воспоминанию о прошлом, она больше ни о чем не тревожилась.
— Ну вот, — произнес он через некоторое время, садясь лицом к спинке кровати. — Хочешь потанцевать?
Он сидел рядом с ней, обнаженный и прекрасный, и, сбитая с толку его красотой и заданным вопросом, больше все же самим вопросом, она не сразу ответила:
— Танцевать?
— Ты сказала, что хочешь танцевать.
— Неужели?
На самом деле не то что бы он хотел танцевать, просто в ускользающие секунды он ощущал необъяснимую потребность в обычных действиях. И то, что он только сейчас сделал, не могло быть переделано. Как сказали бы идущие путем дзен [3] : иди, потому что смерть следует за жизнью, отставая всего лишь на один шаг. Вместо этого он сказал:
— У нас есть время для одного или двух танцев.
Тогда она поняла. Это было похоже на смерть и бессмертие. Его и их.
— Я обожаю танцевать с тобой, — ответила она, подавая ему руку.
Он взял ее, поднес к своим губам, легким поцелуем коснулся ее пальцев, полный решимости не обращать внимания ни на прошлое, ни на будущее, живя только одним мигом.
— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — Отпустив ее руку, он кивнул на стоящий в углу фонограф. — Хотя я и не уверен, что моя музыка подобна той, что ты слышала во Флоренции.
— Ты так современен, — пробормотала она, удивленная присутствием фонографа в спальне такого человека, как Флинн.
— У нас есть все удовольствия, мисс Аттенборо. — Его глаза осветились улыбкой, когда он понял ее удивление.
— Я вижу. — Ее взгляд скользнул вниз к его паху, и когда она подняла глаза, он широко улыбался.