Пальцы графа сжались еще сильнее.
В ушах у Синджина зазвенело, перед глазами поплыли черные точки, и только железная выдержка спасла его сознание от зовущего забытья. Пот выступил над верхней губой, пальцы побелели от напряжения, а зубы обнажились в отвратительной улыбке.
— Не могли бы наши адвокаты обсудить это? — прошептал. Синджин. — Потому что я больше не могу сконцентрироваться.
— Для тебя все игра, — возмутился граф, — соблазнение моей дочери тоже… — В ярости от бесполезного крушения жизни своей дочери и несправедливого бессовестного высокомерия своего зятя, даже в отчаянном положении, он хотел убить пресловутого распутника, разрушившего судьбу Челси.
«Я могу уничтожить его, — думал граф, — выжать из него жизнь и кровь и спасти мир от развращенности его небрежных грехов». Он еще сильнее сжал пальцы, и чувство удовлетворения хлынуло в мозг Фергасона, когда причиняемая им боль стала сильнее. О страданиях Синджина свидетельствовали вздувшиеся вены на шее, пот заливал ему глаза, а ноги сильно упирались в пол, словно помогая прямо сидеть на стуле.
Ничто не нарушало тишину комнаты, кроме мучительного скрежещущего дыхания Синджина.
— Боже милостивый, помоги мне, — воскликнул Фергасон в горячечном порыве, отпуская плечи Синджина. — Я не могу… — Он резко выпрямился и свирепо посмотрел на герцога. Он не мог убить связанного человека, даже находясь в крайнем возбуждении.
Прошла минута, прежде чем уничтоженные болевые центры в голове Синджина среагировали, и еще несколько секунд, прежде чем нервная система получила сообщение о спасении. Его зубы разжались, и он набрал достаточно воздуха в легкие, чтобы вновь сказать с донкихотским высокомерием:
— Если это игра, Фергасон, когда моя очередь?
— Возможно, когда родится твой ребенок, — резко произнес в ответ отец Челси. — И ты назовешь оружие.
— Что за неожиданное рыцарство, Дамфрис? Почему бы просто не избить меня до смерти? — Голос Синджина был слабым от переполняющего его гнева.
Если говорить правду, то граф был глубоко обеспокоен разоблачениями Синджина. Если раньше он не знал о тайных свиданиях между герцогом и его дочерью, кроме единственной ночи в Ньюмаркете, то теперь он был принужден столкнуться с большой вероятностью виновности Челси. А также своей, если утверждение Сета о деньгах было правдой. Ум отказывался привести в Порядок хаос, царивший в его голове, у него щемило сердце и болела душа за несчастное будущее своей дочери. Герцог Сетский, символ порока, ублажающий всю женскую половину Лондона, пользующийся дурной славой с юношеских лет, при нормальных обстоятельствах был бы последним в списке возможных мужей для его дорогой дочери.
— Не торопи судьбу, Сейнт Джон, — резко сказал граф и, вдруг повернувшись, вышел из комнаты.
Челси даст ответы на его вопросы.
* * *
Графа и его сыновей видели уезжающими утром четвертого дня.
Когда сообщили новость Сенеке, он сказал:
— Наконец-то.
Сенека исчез на остаток дня, готовя побег Синджина.
Необычная труппа двигалась вперед по серой, каменистой местности. Над ними кружили морские птицы, встречая, криками их вторжение или, возможно, разноцветные флаги, привязанные к закрытой повозке, которую тащили два великолепных гнедых.
Четыре всадника, закутанные в огромные черные плащи, развевающиеся от влажного бриза, дувшего с Северного моря, ехали вслед за повозкой. Их лица нельзя было разглядеть из-за капюшонов.
Человек экзотической внешности, правящий повозкой, был одет в кожаный костюм с бахромой. Его голову украшали торчащие перья и блестящие кожаные нити с бусами. Рядом сидел пятый закутанный в плащ человек, играя на странной флейте из резной слоновой кости, чей навязчивый звук уносили вперед своенравные ветры.
Когда они приблизились к серой гранитной постройке, показались вооруженные шотландцы, которые стали внимательно их рассматривать. А члены труппы отмечали про себя посты охраны: четверо у конюшни, трое на вершине холма над домом, двое сзади, один у окна комнаты Синджина, еще двое у окон на первом этаже. Не хватало одного из пятнадцати мужчин, несущих дежурство по двенадцать часов, который выполнял другие обязанности.
Высокий темноволосый представитель клана, в котором уже узнали одного из руководителей, остановил их в ста ярдах от скромных въездных ворот. С двумя помощниками он в течение нескольких секунд молча смотрел на странное сборище, а затем произнес командным голосом:
— Изложите, по какому вопросу.
— Мы путешествуем по Высокогорью для услаждения и развлечения публики, полковник, — ответил Сенека, склоняя украшенную перьями голову в почтительном поклоне.
— Как вы это делаете? — спросил шотландец менее грубым голосом, поскольку его повысили до полковника.
— Предлагаем развлечения паши Магхреба Непревзойденного: акробаты и клоуны, заклинатели змей, искусные наездники для изумления и восхищения…
Человек заколебался, но чувство долга взяло верх, и он сказал:
— Нет, вам придется ехать своей дорогой, у нас нет времени на развлечения.
— У нас есть нектар из фруктов Сахары, любезнейший, который приносит рай в душу и тело тех, кто его попробует.
Два охранника выказали немедленный интерес, один даже возбужденно заговорил со старшим:
— Я слышал, как рассказывали об этом божественном ликере, Дугал. От Мака Тавиша, который когда-то знал человека, приехавшего из той земли. Он такой же приятный, как спиртное Высокогорья, по его словам.
— Мы здесь на службе, а не ради развлечений, — напомнил старший, хотя его голос не был непоколебимо тверд.
— У нас есть драгоценность из гарема паши тоже, — быстро вставил Сенека, понимая, что нужно пускать в ход последний козырь, чтобы получить согласие руководителя. — Красивая Лейла танцевала для самого паши.., наедине, — вкрадчиво добавил он.
— Где она? — Интерес мужчины был теперь очевиден, но он все еще осторожничал.
— Восхитительная Лейла сейчас отдыхает в повозке, потому что она танцевала до изнеможения прошлой ночью в Петерхеде.
— Покажите ее.
— Она танцует только при луне, милейший, — запротестовал Сенека, — и спит весь день, чтобы запастись, — он многозначительно помолчал, — необходимой энергией для вечера…
Такое сильнодействующее обещание пробило брешь даже в самом высоком чувстве долга, и шотландец, посмотрев на своих товарищей, которые явно находились в волнении, предвкушая вечернее празднество, сказал:
— Вы можете разбить лагерь там. — Он показал в угол конюшенного двора. — Но танцующую девицу лучше разбудите до захода солнца, иначе вы уедете.
— —Вы не будете разочарованы, полковник. Пышный цветок Лейла танцует, как сама Батшеба.