Рейд провел их к свободному углу зала ожидания. Джина поспешно выбрала себе кресло, повернутое спинкой к остальному залу, и хотела уже упасть в него, но вовремя остановилась. Как она может выказать хоть малейшее смущение, когда напротив сидит Пейдж Колдер?
— Хочешь что-нибудь выпить, Джина? — спросил ее Рейд ласковым тоном, хотя в его глазах оставалось тревожное выражение.
— С удовольствием выпью кофе, — благодарно ответила она.
— А ты, Пейдж?
— Я пойду с тобой. Помогу принести.
Эти слова личной помощницы мужа вызвали у Джины недовольство, но она была рада остаться одна и немного успокоиться. Расслабиться в такой обстановке, конечно, было бы немыслимо. Джина очень жалела, что не уложила лифчик в свою сумочку. Оставаться сексуальной для Рейда хорошо наедине. Так это и должно быть, решительно сказала себе Джина. Наедине.
Сейчас она с удовольствием разделась бы донага. Но наедине с Рейдом. Даже вести себя смелее стало проще. Мужу это явно нравилось. Его гнев прошел, но он попрежнему держал ее от себя на расстоянии, не доверяя такой быстрой перемене в ее поведении. Джина понимала, что пока не одержала полной победы. Похоже было, что Рейд ждет, когда она вернется к прежним привычкам. Ее не покидало чувство, что стоит только ей сделать неверный шаг, как жаркая страсть между ними превратится в снег и лед с вершины горы Косцюшко. Несмотря на внешнее приятие Рейдом всех ее действий, Джина подозревала, что он до сих пор таит недовольство.
Он наблюдал за ней. Этого не стоило даже отрицать. И все же Джина чувствовала, что она может заставить мужа поверить ей. Пейдж Колдер она даст понять, что постель Рейда занята. А Рейду — что второй медовый месяц вовсе не такая плохая идея. Они должны больше обращать друг на друга внимание, чтобы их брак превратился из простого сосуществования в нечто более радостное и возвышенное.
Пейдж, улыбаясь, обсуждала с Рейдом какие-то деловые вопросы, когда они вернулись обратно, неся с собой кофе и тарелку с аппетитными сэндвичами. Прервав разговор, Пейдж обратилась к Джине с таким снисходительным видом, словно Джина была испорченной своевольной девчонкой:
— Лиз Коупленд говорила мне, что вы хотели бы поменяться со мной местами в самолете.
— Нет, я этого не говорила, — быстро возразила Джина. — Это предложение исходило от Лиз.
Пейдж изящно пожала плечами.
— Неважно. Я не против. Я уже столько раз видела все это из окна. Думаю, что для Рейда не составит труда перегнуться через подлокотник кресла, если у него возникнут какие-то соображения насчет деловых встреч, и сказать мне. Я предупрежу стюардессу.
— Нет, не стоит, — почти с ужасом попросила Джина.
Рейд хмуро глянул на нее.
Пейдж удивленно подняла брови, как будто Джина просто капризничает без повода.
— Я не хочу мешать никаким вашим планам, — объяснила Джина, припомнив, что именно это Рейд особенно подчеркивал. Ее сердце сжалось.
— Джина, это не имеет никакого значения, — сердито сказал он.
— Я не против обмена, — с вежливым пониманием сказала Пейдж.
— Но я вовсе не хочу отнимать у вас время, которое может быть использовано для подготовки к важным встречам. — Она ни в коем случае не позволит подать повод, чтобы потом он мог бы обвинить ее в этом. Ее и так здесь только терпят. — Я не хочу меняться, — упрямо повторила Джина. — У меня есть мое место, и оно меня вполне устраивает.
— Но разве вы не хотите быть с Рейдом? — с нажимом спросила Пейдж.
Как я ненавижу эту женщину! — подумала Джина. Конечно, я хочу быть с Рейдом! Но еще больше хочу не совершить ошибки! Джина повернулась — лицом к Рейду и, обращаясь только к нему, убедительно сказала:
— Я ведь говорила, что в этой поездке не буду тебе мешать. Честное слово. Рейд, мне было бы очень неудобно занять место Пейдж. Я обещала тебе, что не буду вмешиваться в твои дела, и выполню обещание. Пусть лучше все останется как есть. О'кей?
— Как хочешь, — кивнул он, но большой радости на его лице не отразилось.
Джина чувствовала себя безнадежно опозорившейся.
Прошла ли она эту проверку? Все ли сделала правильно? Джина очень хотела, чтобы Рейд что-то для себя решил, потому что ей необходимо было какое-то одобрение с его стороны.
Рейд сидел в мягком удобном кресле салона первого класса в самолете «Сингапурских авиалиний», летевшем в Лондон. Его обхаживали внимательные и предупредительные стюардесса и стюард, выполняя все его требования. Но он едва сидел на месте от негодования. Ему слышно было, как Джина разговаривает со своим соседом в середине салона, и молча злился на свою неспособность что-то изменить в ситуации, на которую сам напросился.
Она в точности выполнила все, о чем он просил, — не вмешиваться в его планы, не отнимать у него время, предназначенное для решения деловых вопросов. Не мешай мне, сказал он ей. И вот результат: он сидит здесь, пьет великолепное шампанское, которое кажется ему горьким, как полынь, и не способен сосредоточиться на делах, чего с ним раньше почти не случалось.
Ему хотелось, чтобы его жена была рядом с ним. Он с нетерпением ожидал этого долгого перелета из Австралии в Европу и надеялся понаблюдать за Джиной в полете. Для нее все было бы ново. И он был бы рад тому, что ей весело. В своей жене он неизменно любил это ее качество — способность радоваться. Она была прекрасной матерью. Лучшей матери у его детей и быть не могло. Он пытался дать ей понять, что для него это гораздо важнее, чем просто секс, который он мог бы получить где угодно, если бы хотел.
Но где угодно ему секс не был нужен. Лучших переживаний, чем в последние несколько ночей с Джиной, он еще не испытывал, и это путало все его представления насчет того, что возможно и невозможно между ними. Теперь Джина все его выводы повергла в прах.
Раньше ему казалось, что на нее давит какая-то сила. Она словно была заключена в кокон и так и жила в нем все семь лет своего замужества, и теперь вырвавшаяся на свободу бабочка мстит за долгое заточение.
То, что она надела сегодня, его поразило. Черные брюки подчеркивали округлость ее бедер, манивших к себе. Еще более броским и волнующим был светло-зеленый жакет. Хотя он был довольно закрытым, мягкая ткань выдавала, что под жакетом ничего нет. На жакете не было пуговиц, ничего, что могло бы помешать руке проскользнуть под него, к дразнящей округлой груди. Он уже представлял, что будет, когда они сядут в кресла и в салоне погасят свет.
А теперь… Рейд взглянул на Пейдж, которая с невозмутимым видом сидела рядом с ним и смотрела в окно, ничем не выдавая своих мыслей и, возможно, догадываясь, что он разочарован, раздражен и находится в отвратительном расположении духа. Одному Богу известно, что она думает насчет всего происходящего. Не то чтобы Рейд особо задумывался об этом, но все-таки надо прояснить обстановку до того, как они приедут в Лондон, в «Дьюрли-Хаус».