Кару услышала, как Исса громко сделала удивленный вдох, и поняла, что должна заткнуться. Но слова сами собой продолжали литься.
— Нет, правда. Ты ведешь дела с головорезами, и при этом тебе даже не приходиться видеть трупы, которые они оставляют. Ты прячешься здесь…
— Кару, — сказал Бримстоун.
— А я видела их. Горы мертвых существ с окровавленными ртами. Девушки с окровавленными ртами — сколько буду жить не забуду этого. Для чего все это было сделано? Что ты делаешь с этими зубами? Если бы ты просто объяснил мне, может, я бы смогла поняла. Должна быть причина…
— Кару, — повторил Бримстоун. Он не сказал "заткнись". Ему и не нужно было. Его тон передал это довольно четко, и, словно желая подчеркнуть свое требование, он резко поднялся со стула.
И Кару заткнулась.
Порой, может быть даже по большей части, она забывала о том, кем является Бримстоун. Он стал таким близким, что при взгляде на него она видела не зверя, а создание, которое, по неведомым причинам, с детских лет растило ее и заботилось о ней с определенной долей нежности. Но иногда он поражал ее всего парой слов, сказанным таким тоном, как сейчас. Этот тон шипящим кипятком обжигал до самой глубины сознания, открывая глаза на пугающую правду.
Бримстоун был настоящим чудовищем.
Если бы он, Исса, Твига и Язри оказались за пределами лавки, всех их люди так бы и назвали: монстры. А может, демонами. Или исчадиями ада. Сами же они называли себя химерами.
У Бримстоуна единственным внешним сходством с человеческим телом были руки и массивный торс, хотя грубая плоть, покрывающая их, больше смахивала на шкуру, чем на кожу. На груди она была изрезана сеткой древних шрамов, полностью поглотивших один из сосков. Чеканный узор еще большего количества шрамов покрывал его плечи, сморщенной штриховкой стекая по спине до самой талии, ниже которой Бримстоун уже ничем не напоминал человека. Его бедра были покрыты вылинявшим бледно-золотистым мехом, под которыми проступал рельеф львиных мышц, но заканчивались не набитыми подушечками, а сужались к низу, превращаясь в устрашающие когтистые лапы, которые могли бы принадлежать какому-нибудь хищнику из отряда ящеров, или, как предполагала Кару — дракону.
А еще его голова — она напоминала баранью, но покрыта была не шерстью, а той же грубой коричневой шкурой, что и остальная часть тела. Вокруг плоского овечьего носа, крокодильих глаз и гигантских рогов, спиралью нависавших над обеими сторонами лица, эта шкура была покрыта чешуей.
На нем была цепь с целым набором ювелирных линз на ней. Их покрытые темной позолотой оправы были единственным украшением этого создания, если не считать еще одну не привлекающую внимания вещицу, которую он всегда носил на гортанной впадине. Эта была старая грудная кость какой-то птицы. Кару было запрещено прикасаться к ней (и, естественно, ей очень хотелось сделать это) и, какое значения имела эта штука, она не знала. Кару помнила, как в детстве Бримстоун часто убаюкивал ее на коленях, и она каждый раз пыталась потрогать эту косточку, вызывая тем самым появление маленьких молний. Однако ее попытки не имели успеха — Бримстоун всегда оказывался быстрее. Все, что ей удавалось, — это прикоснуться к этой штуке кончиком пальца.
Теперь она выросла и вела себя более благоразумно, но все равно временами ее так и подмывало нарушить запрет. Правда, не в этот момент. Напуганная резким движением Бримстоуна, Кару почувствовала, как быстро угасает поднявшийся внутри неё бунт. Чуть отступив назад, она спросила дрожащим голосом:
— Ну так, что там насчет твоего неотложного задания? Куда ты хочешь, чтоб я отправилась?
Он швырнул ей кейс с доверху наполненный цветастыми купюрами. Это были евро. Целая куча евро.
— В Париж, — ответил Бримстоун. — Развлекайся.
Развлекайся?!
— Да уж, — бормотала себе Кару под нос той же ночью, когда несколькими часами спустя волокла триста фунтов нелегальной слоновой кости вниз по ступенькам парижского метро. — Это же так весело! Развлекаюсь по полной программе!
Когда Кару покидала магазинчик Бримстоуна, Исса выпустила ее через ту же дверь, что входила, но когда она шагнула на улицу, Прагой там и не пахло. Она очутилась в Париже. Вот так запросто.
Не имело значения, сколько раз Кару проходила через портал — её никогда не покидали волнение и трепет. Портал открывался в дюжины городов и во всех них она побывала, по поручениям Бримстоуна (как и на этот раз) или просто так, из собственной прихоти. Бримстоун разрешал ей идти и рисовать в любую точку на земном шаре (лишь бы там не было войны!). А когда ей вдруг захотелось отведать манго, он открыл дверь в Индию, при условии, что она принесет и ему пару плодов. Она даже выклянчила разрешение пройтись по экзотическим базарам и сделать покупки здесь, на парижских блошиных рынках, чтоб обставить свою квартиру.
Куда бы Кару не направлялась, как только она переступала порог и дверь за ней закрывалась, связь с магазином тут же обрывалась. Какой бы не была эта магия, она срабатывала только рядом с магазинчиком Бримстоуна — "повсюду", как она для себя это называла — и никакими заклинаниями нельзя было прорваться туда снаружи. Это правило действовало для всех. Конечно, можно было проломить дверь, но это не помогло бы оказаться в желаемом месте.
Даже Кару зависела от прихотей Бримстоуна. Невозможно было предугадать, захочет старый черт её впустить или нет. Иногда он этого желания не проявлял, как бы долго она не стучала. Хотя, надо признать, он еще ни разу не поступал так (и Кару очень надеялась, что это останется нерушимым правилом), когда она выполняла очередное поручение.
На этот раз поручением оказалось посещение аукциона черного рынка, который проводился на одном из складов на окраине Парижа. Кару уже принимала участие в нескольких подобных. Все они были одинаковыми. Расплачиваются только наличными (кто б сомневался), и публика здесь была та еще: опальные диктаторы и криминальные авторитеты, с претензией ценителей искусства. Лоты представляли собой мешанину экспонатов, похищенных из музеев по всему миру — начиная от полотен Шагала и заканчивая небным язычком какого-то обезглавленного святоши и бивнями взрослых Африканских слонов.
Да-да. Бивни Африканских слонов.
Кару тяжело вздохнула, когда увидела их. Бримстоун не стал объяснять, что за лот нужно искать, а лишь коротко бросил, что она сразу же его узнает. Ну, что ж, так и вышло. И перевозить их в общественном транспорте будет просто необычайным наслаждением.
В отличие от остальных покупателей, у Кару не было длинного черного автомобиля, поджидающего её у входа или парочки бандитского вида телохранителей, чтобы переть неподъемную для неё ношу. В её распоряжении были только нить скаппов да личное обаяние, чего оказалось недостаточно, чтобы убедить таксиста разместить на заднем сидении бивни длиной под два метра. Поэтому, ворча и чертыхаясь, Кару самой пришлось волочить их добрых шесть кварталов к ближайшей станции метро, а потом вниз по ступеням и через турникет. Бивни были завернуты в брезент и обмотаны скотчем, поэтому когда уличный музыкант опустил свою скрипку и осведомился: