— Остановитесь, — ошеломленно выкрикнул он.
Он попытался ворваться между сражающимися, но ему пришлось отпрянуть, увидев, как дико замахнулась Лираз. Акива отразил удар, и она, потеряв равновесие, замешкалась на несколько мгновений. Вновь собравшись, она одарила его полным злобы взглядом и, вместо того, чтобы напасть на него снова, взлетела над ним. Из ее крыльев вылетел огненный шар, что вызвало коллективный возглас зрителей, а затем Лираз метнулась в направлении, в котором исчезла Кару.
В небе не осталось следов Кару, но Акива не сомневался, что Лираз сумеет выследить ее. Он поспешил за сестрой. Стремительно таяли очертания крыши домов, а вместе с ними расплывались все признаки человеческого существования внизу. Остался только мчащийся навстречу воздух да неровное пламя крыльев. Акива догнал Лираз и схватил ее за руку.
Она тут же повернулась к нему, раздался звон мечей, снова и снова. Как и в Праге, когда Кару атаковала его, Акива только защищался, не нападал в ответ.
— Довольно! — Снова рявкнул Азаил, бросаясь к Авиве и с силой отталкивая его, тем самым увеличивая расстояние между ним и Лираз. Сейчас они были высоко над городом, и тишину прерывало лишь эхо от звона стали.
— Что вы делаете? — Воскликнул Азаил с отчаянным недоумением в голосе:
— Вы, двое, сражаетесь…
— Я не сражаюсь, — сказал Акива, отступая назад. — И не собираюсь.
— А почему? — Прошипела Лираз. — Ты мог бы перерезать мне горло или ударить мне в спину.
— Лираз, я не хочу тебя ранить…
Она засмеялась:
— Ты не хочешь, но сделаешь это, если придется? Я правильно поняла?
Разве?! Чтобы он сделал, чтобы защитить Кару? Он бы не смог причинить вред своим сестре и брату, он бы никогда не смог жить с этим. Но позволить им навредить Кару он тоже не мог. Неужели нет другого выбора?
— Просто… забудь ее, — сказал он. — Пожалуйста, отпустите ее.
Его переполненный эмоциями голос заставил глаза Лираз сверкнуть презрением. Глядя на нее, Акива подумал, что с тем же успехом мог бы обратиться к мечу. А разве не для этого они были зачаты, и вообще все императорские отпрыски? Они были оружием, воплощенным в живой плоти. Не думающим инструментом вековой вражды.
Он не мог больше безропотно принимать это. Они были гораздо большим, все они. И он решил рискнуть.
Акива вложил свои мечи в ножны. Настороженно сузив глаза, Лираз в молчании наблюдала за ним.
— В Балфинче, ты спросила, кто перевязал мою рану, — сказал он.
Она ждала, что он скажет дальше, и Азаил тоже.
Акива подумал про Мадригал, вспоминая, какой была на ощупь ее кожа, какими удивительно гладкими оказались ее крылья, ее звенящий смех — такой же, как у Кару — и ему на ум пришли слова, сказанные Кару утром. Если бы он когда-нибудь по-настоящему узнал какую-нибудь химеру, то не стал бы считать их монстрами.
Но он знал. Он знал и любил Мадригал, и все же он стал тем кем должен был стать, безэмоциональной машиной с мертвенными глазами, которая импульсивно чуть не убила Кару. Горе взрастило в нем убийственные всходы: ненависть, месть, слепоту. Встретившись с ним теперешним, Мадригал сильно пожалела бы о том, что сохранила ему жизни. Но с Кару у него выпал второй шанс — для мира. Не для счастья, не для него. Было слишком поздно для него.
Для других, возможно, все еще есть спасение.
— Это была химера, — сказал он своим сестре и брату. Он сделал глоток воздуха, понимая, каким неправдоподобным это кажется им. С колыбели их учили что химеры — это коварные, ползающие твари, зло, животные. Но Мадригал… она смогла освободить его за мгновение от этого слепого фанатизма, и сейчас пришло время для него попытаться сделать тоже самое для своих братом с сестрой.
— Химера спасла мою жизнь, и я полюбил ее. — Наконец произнес он.
После Баллфинча, для Акивы все изменилось. Отослав Азаила с его набором для татуировок, он для себя решил, что когда вновь увидится с той девушкой-химерой, сможет сказать ей, что не использовал жизнь, которую она подарила ему, для того, чтобы убивать ей подобных.
То, что ему вообще удастся когда-нибудь увидеть ее, было крайне маловероятным, но идея прочно засела в его голове, появляясь и исчезая, словно свет маяка, и он никак не мог избавиться от нее, а потом смирился с ее ускользающим присутствием. Со временем она стала приятна Акиве, постепенно превратившись из бредового помысла в надежду. В надежду, которая поддерживала его, которая сделала единственной целью его жизни желание увидеть девушку, поблагодарить ее. Только поблагодарить. Когда он представлял себе их встречу, дальше этого его мысли не заходили.
Одного только этого было достаточно, чтоб продолжать двигаться к задуманному.
В бухте Морвена он надолго не задержался. Военные хирурги отослали Акиву обратно в Астрай, чтоб тамошние лекари могли подлатать его.
Астрай.
До момента кровавой бойни, с которой прошло уже целое тысячелетие, серафимы правили империей оттуда. На протяжении трехсот лет он, по всем меркам, был светом для их мира, самый красивый город из когда-либо построенных. Дворцы, пассажы, фонтаны — все это было возведено из перламутрового мрамора, добытого на каменоломнях Эворейна, широкие улицы, вымощенные кварцем и засаженные по бокам источающими нежный аромат кустарниками-медоносами. Астрай разместился на испещренных утесах над гаванью с изумрудным побережьем Миреи, простиравшимся насколько видно было глазу. Как и в Праге, здесь тянулись к небесам остроконечные шпили, по одному на каждого из светочей — светочей, которые назначили серафимов быть хранителями земли и всех ее обитателей.
И эти самые светочи предпочли занять наблюдательную позицию, когда начался хаос.
За три сотни лет, думал Акива, жители Астрая начали считать, что так было и будет всегда. Теперь же, спустя десять столетий, та золотая эпоха казалась лишь мимолетным мгновением. От самого города почти ничего не осталось. Враг полностью разрушил его, повалив башни и предав огню все, что могло гореть. Казалось, они сорвали бы даже звезды с неба, если бы смогли. Подобной свирепости еще не было в истории. На исходе первого дня все маги и их ученики, даже самые юные, были мертвы, а их библиотеки сгорели дотла. В Эреце не осталось ни одного магического текста.
Со стратегической точки зрения, это имело смысл. Серафимы так прочно привыкли полагаться на магию, что впоследствии, после бойни, когда ни одного мага не осталось в живых, они оказались практически беспомощными. Каждый ангел, которому не удалось вырваться из Астрая, был принесен в жертву на алтаре под светом полной луны. В их числе был император серафимов, предок отца Акивы. Так много ангелов рассталось с жизнью на этом каменном алтаре, что их кровь подобно потокам муссонного дождя стекала вниз по ступеням храма, привлекая на улицы города мелких животных.