Серина не возражала. Она все еще дрожала от пережитого ужаса, когда Николас свернул на тихую дорожку, скрытую кустами, и выключил двигатель.
— Итак, — твердо произнес он, расстегивая ремень безопасности и поворачиваясь к своей спутнице, — что это за чушь насчет мести?
Серина уставилась в его красивые голубые глаза, но не увидела в них ни мрачности, ни притворства. Только непонимание и смущение. И схожие чувства овладели ею самой.
— Так за что я должен мстить? — требовательно спросил мужчина.
— За то… что я сделала той ночью, — выдавила она.
— Ах да, — произнес Николас, кивнув. — Ты до сих пор чувствуешь себя виноватой, верно?
— Еще бы! То, что я сделала той ночью… было очень, очень подло.
— Мы говорим обо мне? Или ты думаешь о своем муже?
Серина выпрямилась.
— Тогда Грег еще не был моим мужем.
— Ты придираешься к словам, Серина, и сама прекрасно это знаешь. Ладно. Ты в ту ночь изменила своему будущему мужу. И обманула меня.
Ее захлестнуло раздражение, вызванное вновь вспыхнувшим чувством вины. От столь противоречивых эмоций у Серины закружилась голова, а сердце сжалось.
— Я не хотела ни того ни другого, — выпалила она. — Я просто… просто не смогла удержаться. — По ее щекам побежали слезы, а глаза наполнились отчаянием. — Все получилось случайно.
На лице Николаса появилось скептическое выражение.
— Ну да, ты совершенно случайно пошла на мой концерт, а потом в гримерку. Ты ведь это имеешь в виду?
— Нет. Да. То есть… В общем, я просто не смогла взять себя в руки, Николас. Я не самый плохой человек, честно, и мне жаль, мне ужасно, искренне жаль, я очень виновата…
Он протянул руку и нежно стер слезы с лица Серины.
— Не буду врать, будто мне не было больно. Было. Ужасно, невыносимо. Но я понял одну вещь: я тоже сделал тебе больно, оставшись в стороне. Я должен был вернуться за тобой…
— И что же тебя удержало? — с мучительным стоном спросила она.
— По большей части мужское самолюбие. Ты сказала, что я тебе не нужен.
Она грустно рассмеялась:
— И что, ты мне поверил?
Улыбка Николаса тоже вышла не слишком веселой.
— Да, Серина, я тебе поверил. Но что теперь об этом горевать, столько воды утекло… Мы же не можем вернуться и исправить прошлое. Все, что нам остается, — это пытаться справиться с настоящим. Позволь, я перефразирую то, что сказал тебе раньше касательно причины моего приезда. Да, я вернулся потому, что твоя дочь написала мне письмо. Но не по той причине, которую я тебе сообщил. Я проделал такой долгий путь не для того, чтобы помочь Фелисити собрать деньги для вашей пожарной бригады. Для этого хватило бы прислать чек на круглую сумму. Я приехал потому, что девочка написала мне, что ее отец — то есть твой муж — погиб. Я вернулся из-за тебя, Серина.
Серина попыталась сглотнуть, но во рту окончательно пересохло. Она и боялась, и мечтала услышать это.
— Но теперь уже слишком поздно, — произнесла она.
— Для чего?
— Для нас.
— Никогда не бывает слишком поздно, Серина, — заявил Ник. — По крайней мере, пока мы оба живы.
— Ты не понимаешь.
— Ты больше не хочешь меня?
Она не смогла сдержать непроизвольную чувственную дрожь, которая охватила ее при этих словах.
— Я не уеду из Роки-Крик, — пояснила Серина. — Клянусь, ни за что не уеду.
— Я и не прошу тебя об этом, — произнес Ник. — Просто поехали в Порт-Макуайр на один день.
Женщина расширившимися от удивления глазами посмотрела на него.
— Я не могу! — хрипло запротестовала она.
Николас чувственно усмехнулся.
— Конечно, можешь. Мы уже едем туда — чтобы пообедать.
— Но ты ведь говоришь не просто об обеде, верно?
— Нет.
Мысленные образы, вызванные этим коротким словом, ненадолго лишили Серину способности дышать.
— Ты злой… И всегда был таким!
— Ох, брось, Серина! Не начинай только изображать святую! Я не делал ничего, что бы ты не хотела. Или о чем меня не молила.
— Я никогда ни о чем тебя не умоляла!
— Тогда, похоже, пора напомнить тебе обо всем. Скажи, любовь моя, следует ли мне сегодня заставить тебя молить о пощаде?
Серина знала, что нужно бороться с непрошеными желаниями. Если она поддастся им, Николас получит то, чего хочет…
Серина содрогнулась, подумав о последствиях — она никогда не сможет жить спокойно и быть счастливой. Не говоря уже о ее дочери.
— Как ты только можешь ставить слова «любовь» и «молить» в одном предложении?! — возмущенно возразила она. — Ты ведь не знаешь, что такое любовь, Николас! Я значила для тебя меньше, чем твое пианино! Ты жесток и безжалостен! Я не могу любить это в тебе.
Серина почувствовала, как внутренности сжались в тугой комок при этой лжи. Потому что она, разумеется, по-прежнему любила Николаса. Так будет всегда. Но в остальном… Он был не тем человеком, на которого женщина может положиться, который приложит все усилия, чтобы сделать ее счастливой. Сери-не было уже тридцать шесть лет, и к этому возрасту она научилась разбираться в людях.
— Значит, ты не хочешь дать мне еще один шанс, — мрачно произнес он.
— Не вижу смысла, Николас. Твоя жизнь сосредоточена в Нью-Йорке, или в Лондоне, или в любом городе, где ставятся твои шоу. Моя жизнь здесь, в Роки-Крик, с моей семьей. У нас больше нет ничего общего — даже пианино.
— Кое-что все-таки осталось, Серина! — прорычал он и в следующее мгновение уже обхватил руками ее лицо и впился в ее губы поцелуем.
Нет! Она бы крикнула это Николасу в лицо, если бы могла. Но его губы уже прижимались к ее губам, а язык искал доступ к ее рту. Все, на что женщина оказалась способна, — низкий, тихий стон, больше походивший на возглас побежденного, нежели на крик протеста.
Это был яростный, жестокий поцелуй, властный, сильный, наказывающий. Он был требовательным и всепоглощающим, невозможно было устоять, нельзя отказаться…
Стоило Николасу поцеловать ее, как Серина сразу же поняла, что не сможет сопротивляться. С того самого момента, как Николас впервые прикоснулся к ней, Серина знала, что принадлежит ему. Когда они занимались любовью, Ник пробуждал в ней чувства, которые одновременно пугали и зачаровывали Сери-ну. Она была одержима им, пристрастилась к этой любви, как к наркотику, и только твердая рука разлуки положила этому конец.
Поэтому, когда Ник прервал поцелуй и отстранился, Серина даже не стала утруждаться, высказывая протесты. Она только посмотрела ему в глаза и сказала, прерывисто дыша: