— Прекрасно. — Удовлетворившись этим ответом, Николас высунулся в окно и провел магнитной картой-ключом по считывающему механизму, прикрепленному к стене. Ворота медленно поднялись, и Ник бросил взгляд на свои наручные часы.
Ровно полдень.
Он криво ухмыльнулся
«Господи, что же я наделала?! — мгновенно раскаялась Серина, увидев эту улыбку. — Всего лишь продала душу дьяволу. Нет, не душу. Тело. Душа по-прежнему при тебе», — ответила она сама себе.
Но эта последняя мысль послужила жалким утешением. Руки Серины сжались в кулаки, когда Николас медленно въехал на парковку и наконец остановил машину, найдя подходящее место, разумеется едва освещенное. В то мгновение, как двигатель замолк, Серина не сумела сдержать нервный, судорожный вздох.
— Нет никакой необходимости бояться, — произнес Николас с удивительной нежностью и взял женщину за руку. — Я не причиню тебе вреда, дорогая моя, — пробормотал он и поднес ее руку к губам, целуя одну за другой побелевшие костяшки. — Я всего лишь хочу заниматься с тобой любовью так, как раньше. Мне нужно не то, что было в гримерке, понимаешь? Тогда все произошло слишком быстро и яростно. А я хочу наслаждаться каждой минутой, прочувствовать все от и до, как было в самом начале. Помнишь, что было тогда между нами?
Как она могла такое забыть?
Серина и без того дрожала в предвкушении.
— Ты делала все, о чем я просил. Чего бы я ни захотел. Будь сегодня со мной такой же, в последний раз, и я уеду, как ты просила.
С ее губ сорвался тихий стон, когда Николас разжал один пальчик и мягко взял его в рот. Серина закрыла глаза, когда он начал посасывать его; ее разум переполнился воспоминаниями о всех тех вещах, которые Ник проделывал с ней много лет назад. В конце концов, для них не осталось ничего запретного. Все было опробовано, даже…
Остановившись на этом последнем воспоминании, Серина резко открыла глаза.
— Но у тебя… у тебя ведь есть презервативы, верно? — выпалила она.
Николас вздрогнул и медленно поднял голову. Влажный палец приятно покалывало.
— Разумеется.
«Разумеется». Всего лишь дважды они занимались сексом не предохраняясь. В тот первый раз и во время их страстного слияния в Сиднейском оперном театре.
Он повернул голову, услышав, что по стоянке идут люди, приближавшиеся к соседней машине.
— Думаю, — деловым тоном произнес Ник, — пора отправляться наверх…
Серине казалось, что ноги превратились в желе. Она была очень рада, что в лифте к ним никто не присоединился. Женщине не хотелось, чтобы кто-то увидел ее в таком состоянии. Конечно, внешне возбуждение проявлялось разве что в расширенных зрачках и напряженных, острых сосках.
Николас же сохранил полный контроль над собой. Правда, при этом мужчина избегал прикосновений с того самого момента, как они вышли из машины. Судя по всему, это спокойствие и невозмутимость тоже давались ему нелегко.
Когда двери лифта открылись, Николас взял женщину за локоть и повел по коридору. Наконец, они добрались до двери, на которой виднелась серебряная табличка с номером 75. Быстрое движение рукой, сжимавшей карту-ключ, — и на дверной ручке загорелся зеленый огонек.
Квартира была, как сразу поняла Серина, не просто заурядным жильем на выходные. Гостиная, в которую они прошли, оказалась очень просторной, а интерьер — роскошным. Стены и потолки были выкрашены в светлый, почти белый цвет, мебель, пол и предметы интерьера были разных оттенков синего с редкими вкраплениями бирюзового.
Николас потянулся к широкому поясу, охватывающему талию Серины.
Первым ее порывом было возразить. Но она осталась неподвижной и молчаливой, позволив Нику делать все, что заблагорассудится. В конце концов, она на это и подписалась, не говоря уже о том, что мечтала об этом моменте много лет. Да, все эти годы Серине хотелось только одного — вернуться в их общее прошлое, когда они были подростками, по уши влюбленными друг в друга.
Ей бы тогда и в голову не пришло, что их постельные утехи проистекали лишь из животной страсти. Николас ни разу не заставил ее чувствовать себя использованной. Да, он всегда доминировал, но при этом оставался нежным и любящим партнером, не устававшим говорить своей девушке, как сильно любит ее и как она прекрасна.
При последней мысли Серина почувствовала, как болезненно сжался желудок. Найдет ли он ее красивой сейчас? Она не так молода, и, разумеется, фигура тоже изменилась не в лучшую сторону… Серина родила ребенка, груди немного обвисли, как и живот. Хотя растяжек, слава богу, не осталось, кожа была по-прежнему гладкой и упругой.
— Николас, — выдохнула она.
Его глаза нетерпеливо сверкнули.
— Ну, что теперь?
— Скажи, что любишь меня.
— Чего?!
— Не обязательно говорить это всерьез. Просто скажи. Я хочу это услышать.
Николас тупо уставился на Серину. Он никогда не поймет этих женщин. Почему нельзя просто побыть честными? Серина ведь сказала, что ей не нужна его любовь, так зачем требовать фальшивых заверений в ней?
— Ты сказал, что хочешь заниматься со мной любовью так, как раньше, — продолжала она, не дав ему и слова сказать. — Ну, а тогда ты постоянно говорил мне, как сильно любишь… И какая я красивая. Из-за этого все, что мы делали, казалось… таким правильным.
Николас оказался совершенно не готов к тому наплыву эмоций, который принесли эти слова. Он с трудом сглотнул огромный ком, образовавшийся в горле.
— Ты считаешь, что я глупая, да? — спросила Серина надтреснутым голосом, который едва не сразил мужчину наповал.
Каким-то чудом Николас сумел взять себя в руки, хотя ему все же пришлось прочистить горло, прежде чем ответить. Его слова не несли в себе укора, хотя тон был довольно резким и бескомпромиссным.
— Ты женщина, а женщины смотрят на мир по-другому. Нам вовсе не требуется любовь, чтобы заниматься сексом. Нет ничего плохого в том, что мужчина и женщина получают удовольствие друг от друга. Мы всегда испытывали его, Серина, возможно, даже чаще и острее, чем большинство людей. Я могу честно признаться тебе, что никогда не забуду то, что мы с тобой разделяли, это и впрямь невозможно. Вот что заставило тебя прийти ко мне той ночью, поэтому ты здесь сейчас. И я тоже. Между нами существует притяжение, которое не желает угасать. Но теперь мы взрослые люди, — произнес он, сняв ремень с ее талии и отбросив его в сторону. — Нет никакой необходимости говорить о чувствах, которые не испытываем.
Его охватило чувство странного облегчения, когда он начал раздевать Серину. Потребовалась огромная сила воли, чтобы не сказать то, что она хотела услышать.
Чувства могут быть обманчивы. Особенно желания.
Он хотел ее точно так же, как раньше. Но было ли это любовью?