Луис во все глаза уставился на дочь.

— С чего ты взяла, что я… все еще сержусь на него?

Но Элли лишь пожала плечами, будто ее это совсем не занимало.

— Просто когда ты о нем говоришь, то всегда дуешься.

— Элли, что за слово?

— Прости. — И снова странно-престранно взглянула на отца, потом отошла к книгам на стеллажах. Мерсер Майер и Морис Сендак, Ричард Скарри и Беатрис Поттер. Непременный спутник многих поколений — «Доктор Айболит». ОТКУДА У МАЛЫШЕЙ ТАКОЕ ЧУТЬЕ? ИЛИ ЭТО ПРОЗОРЛИВОСТЬ? ОТКУДА ОНА У ЭЛЛИ? КАК ОТНОШЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ СКАЗЫВАЮТСЯ НА НЕЙ? ЧТО СОКРЫТО ЗА СПОКОЙНЫМ БЛЕДНЫМ ЛИЧИКОМ? «ДУЕШЬСЯ» — ЭТО Ж НАДО?

— Пап, можно мне вот эти? — Дочь держала в руках «Доктора Айболита» и книгу, которую Луис не видел со своей детской поры — «Негритенок Самбо», про то, как в один прекрасный день тигры утащили всю его одежду.

А Я-ТО ДУМАЛ, НИКТО НА СВЕТЕ И НЕ ПОМНИТ УЖЕ, ЧТО БЫЛА ТАКАЯ КНИГА. Луис и удивился, и обрадовался.

— Конечно, можно! — И, заняв очередь в кассу, прибавил: — А с дедой мы друг друга даже очень любим.

И ему тут же вспомнились слова его матери: когда женщине хочется ребенка, она «находит» его. А ведь он поклялся никогда не лгать собственным детям. Но в последние дни вдруг обнаружил удивительные способности враля, впрочем, сейчас думать об этом не время и не место.

— Ясно, — ответила Элли и замолчала.

Пауза, неприятная, давящая. Луис поспешил ее прервать.

— Ну, как думаешь, весело тебе будет в Чикаго?

— Нет.

— Нет? Почему же?

Она взглянула ему прямо в глаза все с тем же престранным выражением — предчувствием смерти.

— Мне страшно.

Луис погладил дочь по голове.

— Отчего же страшно, ягодка моя? Ведь не боишься же ты лететь на самолете?

— Нет. Пап, я и сама не знаю, почему страшно. Мне приснилось, будто мы хороним Гейджа, тот дяденька открывает гроб, а он пустой. Потом: будто я рядом с Гейджевой кроваткой, она тоже пустая, а в ней — земля.

ЛАЗАРЬ, ИДИ ВОН!

В первый раз за последние месяцы вспомнился ему сон после смерти Виктора Паскоу. А поутру — грязные ноги, простыня, усыпанная хвоей.

Волосы у него на затылке зашевелились.

— Подумаешь, сны. — Ему казалось, что говорит он привычным, спокойным голосом. — Сны скоро забываются.

— Хочу, чтоб ты с нами поехал. Или давай мы останемся. Можно, а, пап? Ну, пожалуйста… не хочу к бабушке и дедуле… Хочу снова в школу. Ну, пожалуйста!

— Мы ж совсем ненадолго расстаемся, — сказал Луис. — Мне нужно… кое-что сделать дома, а потом я сразу к вам. И там уж вместе решим, что дальше делать.

Он думал, дочь начнет спорить, уговаривать, может, даже ударится в слезы. Он был бы даже рад, как-никак привычное дочкино поведение, а вот ее теперешний взгляд непривычен. Но дочь промолчала, еще глубже ушла в свои мысли, еще сосредоточеннее сделалось бледное личико. Луис не стал допытываться — не посмел. Элли и так сказала ему много такого, чего он предпочел бы не слышать.

Не успели они вернуться к Рейчел и Гольдманам, как объявили посадку. С посадочными талонами в руках все четверо двинулись к самолету. На прощание Луис крепко обнял и поцеловал жену. Она прильнула к нему всем телом, но тут же отстранилась, чтоб муж успел подхватить на руки и расцеловать дочь.

Элли все так же смотрела на него пророческим взглядом.

— Не хочу уезжать, — прошептала она так тихо, что за говором и шарканьем ног услышал только Луис. — И не хочу, чтоб мама уезжала.

— Ничего, ничего. Тебе там понравится.

— Может, и понравится. А как ты здесь будешь, а пап? Как ты?

Пассажиры цепочкой пошли к «Боингу». Девочка на мгновение остановилась, задержав идущих сзади, оглянулась на отца. И тому вспомнилось, как в прошлый раз она, наоборот, торопила мать. «Ну пойдем же, пойдем скорее!»

— Пап, а пап?

— Ступай, маленькая, ну, будь умницей.

Рейчел взглянула на дочь и, кажется, впервые приметила необычный взгляд.

— Элли, ты что? — испуганно спросила она, да, Луис не ошибся, жена испугалась. — Доченька, ты встала на самом пути. Мы мешаем.

Губы у Элли дрогнули, вмиг посерели. Она покорилась матери и зашагала к самолету. Еще раз обернулась: на лице у нее запечатлелся ужас. Луис с деланной беспечной веселостью помахал ей.

Элли не ответила.

44

Луис покинул аэровокзал, душу его вдруг сковало точно холодным саваном: он понял, что сделает все задуманное. Острый ум помог ему пройти весь курс обучения в медицинском колледже стипендиатом, что вместе с заработком Рейчел (она шесть дней в неделю работала по утрам продавщицей) позволяло сводить концы с концами. И вот сейчас его острый ум взялся за новую задачу — на экзаменах таких трудных не бывало, — и решить ее нужно на пять с плюсом.

По дороге домой он заехал в Бруер, городишко, стоявший на противоположном от Бангора берегу реки Пенобскот. Подъехал к магазину скобяных товаров, нашел место, поставил машину.

— Чем могу быть полезен? — вежливо осведомился продавец.

— Мне нужен большой фонарь, знаете, квадратный такой, и тряпица, чтоб его накрыть.

Продавец — тщедушный человечек с высоким лбом и смышленым взглядом — улыбнулся, хотя приятной улыбку не назовешь.

— Поохотиться ночью задумали?

— Простите, не понял?

— Я говорю, на ланей решили поохотиться. Они на свет хорошо идут.

— И в мыслях не было. Да у меня и разрешения на охоту нет, — не принимая шутливый тон, ответил Луис.

Продавец смутился, заморгал, но все же издал смешок.

— Хорошо вы меня осадили. Всяк сверчок знай свой шесток, верно? Покрывал для фонарей у нас нет, можете купить войлока, обернуть фонарь и дырку провертеть, хотите луч поуже, хотите — пошире.

— Прекрасно. Благодарю вас.

— Желаете что-нибудь еще?

— Да, конечно. Лопату, кирку, совок. Совок на коротком черенке, лопату — на длинном. Веревки метра три. Пару рукавиц и кусок брезента для навеса, скажем, метра три на три.