— Ну-ка, замолчи, Фред!
Но Фред не унимался.
— Утихомирь его, Сканлон, а то я полицию вызову! — крикнули из дома, подле которого притаился Луис. От неожиданности он так и подпрыгнул. Вот и верь после этого тихим, пустынным улицам. Кругом полным-полно людей, полным-полно любопытных глаз, и тут еще эта собака рушит людской сон — единственного его союзника.
ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ, ФРЕД! ПРОПАДИ ТЫ ПРОПАДОМ!
Но Фред все выл и выл. Когда же перешел ко второй части — порыкиванию, послышался шлепок, а следом — повизгивание.
Хлопнула дверь, и все смолкло. А вскоре хозяин Фреда выключил свет.
Как не хотелось Луису выбираться из спасительной тени. Лучше подождать, пока все успокоится. Но время убегало семимильными шагами.
Со свертком в руках он пересек дорогу, подошел к машине, никого, слава Богу, не повстречав. Да и Фред угомонился. Прижал брезентовый куль одной рукой, другой достал ключи, отпер заднюю дверцу.
Гейдж не помещался сзади!
Луис пытался приладить сверток и так и этак — на задке машины слишком мало места. Конечно, можно бы согнуть брезент пополам — Гейдж бы не возражал! — но у Луиса не хватило духа.
СКОРЕЕ, СКОРЕЕ, СКОРЕЕ! НУЖНО ВЫБИРАТЬСЯ ОТСЮДА, ХВАТИТ КОПАТЬСЯ!
Но он тупо стоял, держа в руках мертвого сына, завернутого в брезент, и никак не мог придумать: что же делать?
Но вот он заслышал встречную машину. И, не раздумывая, открыл боковую дверцу, сунул куль почти стоймя на сиденье рядом с водительским.
Захлопнул дверцу, обежал «хонду», закрыл и заднюю дверь. Машина, которой он так опасался, не повернула на Масонскую, промчалась прямо по шоссе. До Луиса долетел лишь пьяный гогот. Он сел за руль, хотел было включить фары, и вдруг его пронзила страшная мысль: а что если он «усадил» Гейджа задом наперед? Переломав и без того переломанные косточки? И смотрит бедолага-малыш запавшими глазенками не вперед, а назад?
ДА НЕ ВСЕ ЛИ РАВНО? — разъярился измученный мозг. ВЫБРОСЬ ЭТО ИЗ ГОЛОВЫ! НЕ ВСЕ ЛИ РАВНО?
НЕТ, НЕ ВСЕ РАВНО! ЭТО ЖЕ ГЕЙДЖ, А НЕ МЕШОК С ТРЯПЬЕМ.
Он повернулся и стал осторожно ощупывать брезент, стараясь угадать очертания тела. Так слепой ощупывает и опознает предмет. Наконец он нащупал маленькую выпуклость — пуговку, не что иное, как Гейджев нос. Все в порядке.
Лишь после этого он завел мотор и отправился в Ладлоу. Ехать туда не долее получаса.
В час ночи в пустом доме раскатисто зазвенел телефон, разбудив и напугав Джада. Ему только что снился сон: он снова молод, двадцати трех лет, сидит с друзьями — Джорджем Чейпином и Рене Мишо — за бутылкой виски в станционной подсобке. Виски паршивый, ровно самогон, но за стеной стонет и воет, заглушая все и вся — такой ветрище! И «подвижной состав» станции сейчас недвижим. Вот и сидят рабочие вокруг пузатой печурки, смотрят, как мерцают угли, подергиваются пепельным налетом, а по полу прыгают причудливые тени. Ребята рассказывают всякие истории, припасенные для такого случая, подобно тому, как мальчишки припасают под кроватью всякие «сокровища» с помойки. Истории эти, такие же мрачные, как отгоревший уголь в печурке, таят (опять же таки как и уголья) некую багрово-зловещую сердцевину. Ну а ветер за стеной — чем не аккомпанемент? А Джаду — двадцать три, и Норма жива-живешенька (небось уже легла спать, поняла, что в такую ночь мужа не дождаться). Рене Мишо как раз завел рассказ о еврее-торгаше из Бакспорта, который…
Затрезвонил телефон, и Джад так и подскочил на стуле, поморщился: во сне затекла шея, сразу навалилась какая-то тошнотворная тяжесть, это бремя лет от двадцати трех до восьмидесяти трех. Шестьдесят лет, как шестьдесят тонн. Вдогонку ко сну ему подумалось: ЭХ, ЗАСНУЛ, ПАРЕНЬ! НЕГОЖЕ ТАК НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ ДЕЖУРИТЬ. ТЕМ БОЛЕЕ — СЕГОДНЯ!
Он встал, потянулся (спина тоже затекла), подошел к телефону.
Звонила Рейчел.
— Это вы, Джад? Вернулся Луис?
— Нет. А где вы, Рейчел? Вроде как рядом.
— Рядом, — подтвердила она. А в телефоне гудело и завывало, словно по проводам гулял ветер. Да, ветер сегодня разгулялся. В такую ночь всегда слышатся потусторонние голоса, они то вздыхают, но слов не разобрать — наверное, слишком далеко.
— Я в зоне отдыха в Биддлфорде, на шоссе, что ведет к нам.
— В Биддлфорде?
— Не усидела в Чикаго. Так нехорошо на душе, вот я и… Не знаю, что Элли тревожит, но ее тревоги и мне передались. Да вы сами прекрасно понимаете. Я по голосу слышу.
— Понимаю, чего ж. — Старик выудил из пачки сигарету, зажал в уголке рта. Чиркнул спичкой, пристально посмотрел на огонек в дрожащей руке. До смерти Гейджа руки у него не дрожали. За стеной колобродил колдовской ветер. Налетал на дом, сотрясал.
КРЕПНУТ ТЕМНЫЕ СИЛЫ, ОХ, КРЕПНУТ!
Ужас пронизал старое тело. Кости хрупкие, тонкие, будто из стекла.
— Джад, объясните, пожалуйста, что происходит?
Да, она имеет право знать все — сейчас для нее это жизненно важно. И он расскажет. Мало-помалу выложит правду. Покажет все звенья страшной цепи: сердечный приступ Нормы — смерть кота — вопрос Луиса («А хоронили ли там людей?») — смерть Гейджа — …и одному Богу известно, какое очередное звено кует сейчас Луис. Да, ей нужно все рассказать, но не по телефону.
— Рейчел, а как это вы на шоссе очутились, а не в самолете?
Она рассказала, как опоздала на пересадку в Бостоне.
— Взяла напрокат машину. Вроде и время рассчитала, а вот не укладываюсь. Проплутала, когда из Логана выезжала. Теперь только к утру, наверное, доберусь. Но… Джад… пожалуйста, объясните, в чем дело. Я так боюсь, хотя сама не знаю почему.
— Вот что, Рейчел. Поезжайте-ка до Портленда и отдохните чуток, хорошо? В какой-нибудь гостинице для путешественников.
— Джад, я не могу…
— …и выспитесь хорошенько. Пока здесь все неясно: либо что-то случится, либо — нет. Если случится, то вам и самой не захочется здесь оставаться. А я, пожалуй, все смогу уладить. Должен уладить, потому как все по моей вине. А если ничего не случится, вы тихо-мирно приедете завтра после обеда. Кругом тишь да благодать. Вот уж Луис-то обрадуется.
— Джад, мне сегодня не уснуть…
— Должны уснуть, — задумчиво произнес он, хотя сам думал точно так же. Наверное, и апостол Петр клялся глаз не сомкнуть в ту ночь, когда Иисуса схватили. Заснул на посту. — Должны уснуть, Рейчел. Все лучше, чем за баранкой задремать да в кювет угодить, да разбиться до смерти на этой самой «прокатной» машине. Подумайте, каково тогда Луису будет? А Элли?