– Что ты смотришь? – спросил Бахрушин и остановил себя. И так было понятно, что.
Дома, когда он оставался наедине с собой, дела шли совсем худо.
– Ты выпьешь чего-нибудь?
– Я за рулем не пью, Леш. Принципиально.
У Бахрушина что-то уже было налито в стакане, он допил одним глотком и налил еще.
Ники сел на диван, наклонился вперед и потер лицо. Неожиданно оказалось, что он очень устал.
– Я завтра улетаю, – сказал Бахрушин. – Мне нужно найти этого, которого она записала на кассете.
– Готье?
– Гийома. По-моему, это единственный шанс.
Он пристроился рядом с Ники, поставил свой стакан на ковер, наклонился и тоже потер лицо.
Ники сбоку осторожно посмотрел на него.
– А этот твой МИД? Добрынин вроде что-то говорил про МИД?
Бахрушин скривился, как будто Беляев спросил у него что-то неприличное.
– Никто ничем не занимается, Ники. По крайней мере, мне так кажется. Никому, черт побери, дела нет, а мне только два часа назад звонил отец Вадика Грохотова и плакал, а я даже не знаю, что ему сказать! Живы, в плену, в могиле, где они?! Кто захватил, зачем?!
– Да, – почему-то согласился Ники. – А кассета из диктофона где? Ты ее давал слушать кому-нибудь?
– Добрынину. Он сразу же ее забрал. Сказал, что отвезет в ФСБ.
– И что они?
Бахрушин быстро ответил, что именно. Ники опять глупо кивнул.
– Жена Юры Смирнова, парня с Перового канала, написала какую-то петицию депутатам, а старик Грохотов на прием в МВД ходил и в ФСБ, кажется, и ничего.
Хочешь кофе?
Это слово напомнило Ники позор, с которым он удалился из дома Алины Храбровой, и он решительно отказался.
– А я себе сварю.
Бахрушин тяжело поднялся с дивана и ушел на кухню, но дверь не закрыл.
– Есть одна история, Ники, – сказал он оттуда. – Я тебе расскажу, а ты послушай. Черт его знает… Короче, у нас в Париже работает корреспондент. Сергей Столетов.
– Знаю Столетова. – Ники тоже выбрался из диванных облаков, дошел до кухни и встал, привалившись плечом к притолоке. – Он там давно, по-моему.
– Семь лет. Несколько дней назад он пропал. – Бахрушин мельком глянул на Ники и снова уставился в кофейник. – А незадолго до этого он звонил Владлену Никитовичу, который помощником президента подвизается, и рассказывал ему, что у него есть кассета с настоящим видео Аль Акбара.
– Брехня, – быстро сказал Ники. – Быть не может.
Никто не снимал Акбара.
– После чего Столетов пропал, и так его до сих пор и нет. А вы, черт бы вас побрал, в это же время в Кабуле получили из Парижа какую-то посылку!
Ники уставился на Бахрушина.
– Ну и что?
– Посылка была неизвестно от кого, так?
– От какой-то Вали Сержовой, – раздумывая, сказал Ники. – Ольга сказала, что она такой не знает.
– Нет никакой Вали Сержовой. У нее никогда не было таких подруг и до сих пор нет! Я точно знаю, Ники! В посылке были записка, колбаса…
– Кофе, – подсказал Ники.
– И видеокассета, – закончил Бахрушин. – С последним днем в Довиле. В Довиле Ольга тоже никогда не была.
Ники шагнул к столу, взял стакан и залпом допил виски. Бахрушин на него покосился.
– Ты же за рулем не пьешь! Принципиально.
– При чем здесь та посылка?!
– При том, что в Пхеньяне моя жена тоже никогда не была, зато Столетов там корреспондентом просидел несколько лет! До того, как его в Европу назначили!..
– Что, правда? – тупо спросил Ники.
Бахрушин бросил свой кофейник, проворно пододвинул стул, сел и достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
– Смотри! Это ваша записка.
– Ты ее не сдал в ФСБ?! – удивился Ники.
– Ники, я тебя опять ударю, если ты…
– Я понял уже, Леша.
– Я читал ее раз триста, – сказал Бахрушин с отвращением. – Я ее наизусть знаю! И это чушь от первого до последнего слова! Мы не знаем никакого Рене Дижо, с которым она якобы летала в Пхеньян. А Робер Буле, я посмотрел по спискам, просто журналист TF1. Причем он работает уже сто пятьдесят лет, специализируется по горячим точкам!
– А кто такой Робер Буле?
– Черт возьми, Ники! Это тот, кто привез вам посылку. Он сейчас в Афганистане, и мне тоже надо его найти. Обязательно.
Ники посмотрел в бумагу. Набранный на компьютере шрифт вытерся и поблек. Наверное, Бахрушин и вправду читал его триста раз.
Ники еще посмотрел и отвернулся.
Они с Ольгой приехали в ACTED за этой дурацкой посылкой, и он дурашливо охотился там за какими-то французскими девицами, а потом, сталкиваясь с ней лбами, они читали записку, и недоумевали, и радовались, что в коробке оказались колбаса и кофе!..
– Смотри, – сказал Бахрушин и ногтем постучал по бумаге. – Вот тут что написано?
Ники послушно прочитал:
– Валя Сержова. Сто лет не виделись!
– Я думаю, что он специально выбрал имя, которого у нас в окружении нет. Нет человека, которого бы мы близко знали и которого бы звали Валей. Я, например, знаю только одну Валю. По фамилии Матвиенко.
А дальше что?
– Что?
– Дальше фамилия, совершенно дурацкая, и – сто лет не виделись. Я думаю, что Сержова – это Серж.
Сергей. Сто лет не виделись – Столетов. Чтобы кто-то из нас догадался.
Бахрушину показалось, что Ники едва удержался от того, чтобы покрутить пальцем у виска. Остановился в самый последний момент и этой самой, поднятой уже рукой почесал нос. Потом подвинул бумагу к самым глазам, как будто страдал близорукостью, и стал читать, от усердия шевеля губами.
На плите произошло шипение, всплеск, и остро завоняло горелым.
– Черт, – сказал Бахрушин вяло. – Опять забыл.
Вытянув шею, Ники посмотрел. Вся плита была в коричневых кофейных разводах.
– А вдруг ты прав? – неожиданно спросил Беляев и поднялся. Черные глаза заблестели, и весь вид от этого у него стал очень пиратским. – Вдруг ты прав, Леша?!