— Хотела посмотреть твою новую квартиру.
— Не принимай меня за дурочку. Выкладывай.
— Какая ж ты жестокая…
— На такой работе других не держат.
— И еще гордишься этим.
— Точно.
— Вот же стерва. — Я невольно рассмеялась.
— Давай, рассказывай. Облегчи душу. И не стесняйся.
— Я и не стесняюсь. Вот обозвала тебя стервой.
— Для начала неплохо. Так в чем дело, Линдси?
Я закрылась подушкой, чтобы не видеть света, и снова почувствовала себя так, словно потеряла последнюю опору под ногами.
— Порвала с Джо.
Синди выхватила у меня подушку и заглянула в глаза.
— Шутишь?
— Не кричи, ладно? А то меня вырвет прямо на твой ковер.
— Хорошо, хорошо. Но только скажи, зачем ты это сделала? Джо такой красавчик. Роскошный мужчина. И любит тебя. Что между вами произошло?
Я подтянула ноги и обхватила себя за колени. Синди подсела ближе и обняла меня за плечи. Я чувствовала себя так, будто из последних сил цепляюсь за хлипкое деревце, а вокруг бушует бурный поток. Что со мной такое? Откуда все эти срывы и слезы? Уж не схожу ли я с ума?
— Успокойся, милая. Я с тобой. Не торопись.
И я не выдержала и рассказала ей все. О неожиданном и закончившемся полным конфузом визите в Вашингтон. О своих чувствах к Джо. О нашей сегодняшней встрече и таком быстром прощании.
— Плохо, Синди. Все ужасно плохо. Мне больно с ним расставаться, но я поступила правильно.
— Правильно? А может, ты просто обиделась на него за тот раз, когда не застала его дома и наткнулась на ту девчонку?
— Нет, конечно. Я о том случае и думать забыла!
— Боже мой, извини, милая. Давай-ка вот что сделаем. Ляг и полежи. Закрой глаза.
Она мягко, но настойчиво уложила меня на диван, подсунула под голову подушку и набросила одеяло. Погас свет.
— Это еще не конец, Линдси. Вот увидишь, это еще не конец. Можешь мне поверить.
— Знаешь, твои прогнозы тоже не всегда сбываются, — пробормотала я.
— Хочешь пари? — Синди наклонилась и поцеловала меня в щеку. Поспорить мы так и не успели — я словно провалилась в глубокую, темную яму, из которой выкарабкивалась всю ночь и выбралась только с рассветом, когда в окна хлынул яркий солнечный свет.
Я заставила себя подняться, свесила ноги с дивана и, оглядевшись, увидела записку на кофейном столике. Синди сообщала, что ушла за булочками и кофе и скоро вернется.
Долго нежиться не пришлось. Я вдруг вспомнила, что Джейкоби и Маклин назначили «летучку» на восемь и что все полицейские, занятые расследованием похищения, будут там. Все, кроме меня.
Я нашла ручку, чиркнула несколько слов Синди, торопливо обулась и выскочила за дверь.
Джейкоби лишь закатил глаза, когда я протиснулась мимо него к угловому стулу. Лейтенант Маклин, подводивший итоги совещания, едва удостоил меня беглым взглядом. В отсутствие какой-либо информации относительно местопребывания Мэдисон Тайлер и Паолы Риччи нам предписали проверить круг лиц, уже состоящих на учете за преступления на сексуальной почве.
— Патрик Кэлвин, — прочитала я первое имя в списке. — Был осужден за сексуальное насилие в отношении собственной дочери, срок отбыл не полностью, недавно освобожден условно-досрочно. Девочке, когда это случилось, едва исполнилось шесть лет.
Конклин повернул ключ.
— Такое понять невозможно. И знаешь что? Я не хочу это понимать.
Кэлвин жил в двадцати квартирном доме в районе Джордан-Парка, примерно в полутора милях от того места, где жили Тайлеры. Зарегистрированная на его имя «тойота-королла» стояла на улице.
Пересекая открытый передний дворик, мы уловили запах жарящегося бекона. На лестнице этот запах ощущался еще сильнее. Дверь в квартиру Кэлвина была выкрашена в агрессивный красный цвет.
На стук нам открыл небольшого роста белый мужчина с грязными всклокоченными волосами, в клетчатой пижаме и белых носках. Выглядел он лет на пятнадцать, так что я едва не спросила, где его отец, но потом заметила серую тень на щеках и тюремные татуировки на пальцах и поняла, что передо мной бывший заключенный.
— Патрик Кэлвин? — Я показала жетон.
— Чего надо?
— Сержант Боксер. Со мной инспектор Конклин. У нас несколько вопросов. Не возражаете, если мы войдем?
— Возражаю. Чего хотите?
Надо отдать должное Конклину, он умеет обращаться с такими типами. Получается это у него легко и просто, так что остается только завидовать. Я видела, как он спокойно и вежливо допрашивает самых отвратительных психов — прямо-таки образцовый «хороший» полицейский. Между прочим, он же подобрал бедного котенка с места убийства Алонсо. Вот и теперь, видя, что у меня контакт не налаживается, Конклин решил вмешаться:
— Извините, мистер Кэлвин. Я вас понимаю — воскресенье, раннее утро, — но речь идет об исчезновении ребенка, и у нас мало времени.
— А я тут при чем?
— Привыкайте, мистер Кэлвин, — вставила я. — Вы на условно-досрочном…
— Хотите обыскать мою квартиру, да? — заорал Кэлвин. — А разве у нас не свободная страна, а? Ордера-то у вас нет, верно? — Он сплюнул. — Ни хрена у вас нет.
— Для невиновного вы что-то уж больно распалились. С чего бы это?
Я молчала, дав напарнику отыграть свою партию. Конклин объяснил, что мы можем позвонить надзирающему офицеру, который имеет полное право войти в квартиру поднадзорного без всяких проблем.
— Или получим ордер, — продолжал он. — Подъедем на паре машин с мигалками да сиренами — пусть соседи видят, что вы за фрукт.
— Так мы войдем? — спросила я.
Кэлвин хмуро посмотрел на меня исподлобья.
— Мне скрывать нечего.
С этими словами он посторонился, давая нам пройти.
Скудная мебель в квартире Кэлвина была представлена главным образом ранними образцами «Икеи» из легкого светлого дерева. На полочке над телевизором собралась целая коллекция кукол — больших, маленьких, кукол-детей и кукол в нарядных платьях.
— Купил для дочери, — рыкнул Кэлвин, шлепаясь в кресло. — Если вдруг вздумает навестить.
— Сколько ей сейчас? — поинтересовался Конклин. — Шестнадцать?
— Не твое дело, понял? Так что заткнись.
— Прикуси язык, — посоветовал мой напарник, прежде чем пройти в спальню. Я села на диване и открыла блокнот, стараясь не думать о несчастной девочке, теперь уже девушке-подростке, которой досталось в отцы такое вот дерьмо, и спросила Кэлвина, знает ли он Мэдисон Тайлер.