Профессор античной литературы решительно кивнула:
— Дважды, в участок в Уоппинге. Но полицейские сказали: присылать музыку — не преступление, а других доказательств преследования у меня не было. Я доказывала, что эти люди подозрительны, но мне посоветовали сменить телефонный номер и электронный адрес. В конце концов я так и сделала, и все прекратилось, головные боли тоже, пока вы не включили свирель у меня в кабинете.
Найт прищурился, пытаясь отыскать смысл в этом нагромождении фактов. Неужели Фаррел использовали как ложный след, чтобы отвлечь внимание? Почему ее просто не убили?
Поттерсфилд, видимо, думала о том же, потому что спросила:
— Кто, по-вашему, мог присылать вам эту запись?
Фаррел пожала плечами:
— За всю жизнь я встретила только одного человека, который играет на свирели Пана.
Найт и Поттерсфилд выжидательно молчали.
— Джим Деринг из Британского музея, знаете? У него еще телепередача…
Это меняет дело, подумал Найт, вспомнив, как высоко Деринг отзывался о Фаррел и настойчиво советовал сходить к ней. Неужели это часть подставы?
Голос Поттерсфилд звучал с прежним сомнением:
— Откуда вам известно, что он играет на свирели, и почему вообще Деринг использовал музыку, чтобы преследовать вас?
— У него была такая свирель на Балканах в девяностые. Он играл для меня.
— Та-ак? — протянул Найт, ожидая продолжения.
Фаррел смутилась.
— Деринг питал ко мне романтический интерес. Я сказала, что не нуждаюсь в этом. Он разъярился, стал как одержимый, преследовал меня. Я на него еще тогда заявляла. Потом я попала в аварию, и меня на самолете вывезли из Сараево. Больше я Деринга не видела.
— Сколько лет вы не виделись? — спросил Найт.
— Шестнадцать или семнадцать.
— И все же вы подозреваете его? — спросила Поттерсфилд.
— Больше мне некого подозревать, — твердо ответила Фаррел.
— Охотно верю, — сказала инспектор. — Потому что Деринг тоже пропал.
Фаррел растерялась.
— Что?
— Вы сказали, что вас держали в темной комнате, куда входили только женщины. Как же вы выбрались? — спросил Найт.
Казалось, вопрос сбил Фаррел с толку.
— Мальчишки, но я не… Нет, я точно помню, что слышала голоса каких-то парней, потом снова заснула. Когда очнулась, оказалось, что у меня свободны руки и ноги. Я встала, нащупала дверь и… — Она замолчала, вглядываясь куда-то в даль. — Кажется, я находилась на каком-то заброшенном заводе. Стены там были кирпичные.
— Вы сказали полицейскому о трупе с отрубленными руками.
На лице Фаррел мелькнул страх, ее взгляд заметался.
— На ней были мухи. Сотни мух.
— Где?
— Не знаю. — Фаррел с гримасой отвращения потирала голову. — Где-то на том заводе. У меня кружилась голова, я часто падала. Я вообще не соображала.
После долгого молчания Элайн достала телефон, отошла от кровати Фаррел и сказала в сотовый:
— Это Поттерсфилд. Ищите заброшенный завод недалеко от Бектона. С кирпичными стенами. На территории может оказаться труп с отрубленными руками. Возможно, и не один.
Найт напряженно вспоминал все, что Поуп написала о Фаррел.
— Как вы попали в ту комнату на заводе? — спросил он.
Профессор покачала головой:
— Не помню.
— А что последнее вы помните? — спросила Поттерсфилд, складывая телефон.
Фаррел напряглась.
— Я не могу ответить.
— А Сирена Сен-Джеймс знает? — поинтересовался Найт.
Фаррел вздрогнула.
— Кто?
— Ваше альтер эго в среде богатых лесбиянок Лондона, — без обиняков ответила Поттерсфилд.
— Не понимаю, о чем вы…
— Весь Лондон знает о Сирене Сен-Джеймс, — оборвал ее Найт. — О ней писали все газеты.
Профессор задохнулась.
— Что? Как?
— Карен Поуп узнала о вашей тайной жизни и написала статью, — объяснил Найт.
Фаррел заплакала.
— Зачем она это сделала?
— Потому что ДНК связывало вас с убийствами. — Поттерсфилд повысила голос. — И до сих пор связывает. ДНК свидетельствует о том, что вы знаете Кроноса и Фурий!
Фаррел истерически закричала:
— Я не Кронос! Я не Фурия! Да, у меня была двойная жизнь, но это только мое дело! Я не имею никакого отношения ни к каким убийствам!
В палату вбежала медсестра и потребовала, чтобы детективы вышли.
— Еще минуту, — решительно сказала Поттерсфилд. — Последний раз вас видели в клубе «Кэнди» две недели назад, в пятницу, двадцать седьмого июля.
Это, казалось, озадачило профессоршу.
— Ваша подруга Нелл видела вас в тот день, — пояснил Найт. — Она сказала Поуп, что вы были с женщиной в токе с вуалью, скрывавшей лицо.
Фаррел напряглась, вспоминая, и медленно кивнула:
— Да, я села к ней в машину. У нее там было вино, она налила мне бокал… — Профессор посмотрела на Поттерсфилд. — Она мне что-то подсыпала.
— Кто она? — настойчиво спросила Поттерсфилд.
Фаррел смутилась.
— Вы имеете в виду настоящее имя? Я не знаю его, у нас приняты прозвища. Но она просила называть ее Мартой и говорила, что приехала из Эстонии.
Неистовая гроза разразилась над Лондоном в субботу.
Зарницы принесли дождь, заливавший ветровое стекло машины без номеров, которая летела в Челси, завывая сиреной. Поттерсфилд то и дело бросала на Найта яростные взгляды, а он, бледный, словно увидевший призрак, то и дело набирал телефон Марты.
— Ответь, — повторял он. — Ответь, гадина!
— Как ты мог не проверить ее, Питер? — сорвалась Поттерсфилд.
— Я проверял ее, Элайн! — заорал Найт. — И ты тоже! Она идеально подходила для Люка и Изабел!
С визгом шин они остановились у дома Найта, где уже стояло несколько полицейских машин с включенными мигалками. Несмотря на дождь, вокруг собиралась толпа. Полицейские в форме уже не пропускали к дому посторонних.
Найт выскочил из машины с ощущением, что каждый шаг может стать последним, потому что рядом разверзлась бездонная черная пропасть.
Белла, малыш Люки… Сегодня их день рождения.
Патрульный капитан Билли Каспер встретил Найта в дверях.
— Прости, Питер, но мы приехали слишком поздно.