— А-а! — вскрикиваю я и осторожно провожу ногтями по его груди, по мягким волосам. Он громко стонет, и внезапно я опять оказываюсь под ним.
— Хватит, — стонет он. — Пожалуйста, больше не надо. — Эти слова звучат как сердечная мольба.
Я беру в ладони его лицо, чувствую влагу на его щеках и тяну его к губам, чтобы поцеловать. Потом обвиваю руками его спину.
Он издает низкий горловой стон и входит в меня, движется во мне, но я никак не могу дойти до завершения. Моя голова слишком заморочена проблемами.
— Давай, Ана, — уговаривает он.
— Нет.
— Да, — рычит он. Потом слегка сдвигается и вращает бедрами, вновь и вновь.
О-о-о… А-а-ах!
— Давай, детка, мне это нужно. Помоги мне.
И я взрываюсь, мое тело покоряется ему, я обвиваюсь вокруг него, льну к нему как лоза, а он выкрикивает мое имя и достигает вершины вместе со мной, потом никнет и прижимает меня к матрасу всей своей тяжестью.
Я держу Кристиана в объятьях; его голова покоится на моей груди, мы лежим в сиянии нашей любви. Я глажу пальцами его волосы и слушаю, как постепенно выравнивается его дыхание.
— Никогда не бросай меня, — шепчет он, и я закатываю глаза, понимая, что он не видит моего лица.
— Я знаю, что ты закатываешь глаза, — бормочет он, и я слышу в его голосе искорки веселья.
— Ты хорошо меня знаешь, — бормочу я.
— Я хотел бы узнать тебя еще лучше.
— И я тоже, Грей. Что ты сегодня видел в твоем кошмаре?
— Что и всегда.
— Расскажи мне.
Он сглатывает комок в горле, напрягается и тяжело вздыхает.
— Мне около трех лет, и сутенер моей матери опять зол как черт. Он курит сигарету за сигаретой и не может найти пепельницу.
Кристиан замолкает, и я застываю от ужаса, сжимающего мое сердце.
— Мне больно, — говорит он. — Я помню эту боль. До сих пор эта боль преследует меня в кошмарах. А еще то, что мать никогда не пыталась его остановить.
Ну нет, это невыносимо! Я сжимаю его в своих объятьях, руками и ногами, и стараюсь не задохнуться от отчаянья. Неужели можно так обращаться с ребенком? Кристиан поднимает голову и пронизывает меня взглядом.
— Ты не похожа на нее. Никогда и не думай об этом, пожалуйста.
Я гляжу на него и моргаю. Мне очень приятно это слышать. Он опять кладет голову мне на грудь, и я думаю, что он заснул, но, к моему удивлению, он продолжает рассказ:
— Иногда в моих снах она лежит на полу. И я думаю, что она спит. Но она не шевелится. Она больше не шевелится. А я голоден. Очень голоден.
Вот дьявол!
— Раздается громкий шум, он возвращается, бьет меня и ругает мать. Он всегда первым делом пускал в ход кулаки или ремень.
— Вот почему ты не терпишь прикосновений?
Он закрывает глаза и крепче прижимает меня к себе.
— Это сложный вопрос, — бормочет он. Утыкается носом между моими грудями и щекочет губами мою кожу, пытаясь меня отвлечь.
— Расскажи, — настаиваю я.
Он вздыхает.
— Она не любила меня. И я не любил себя. Единственные прикосновения, которые я знал, были… болезненные. Оттуда все и идет. Флинн объясняет это лучше, чем я.
— Я могу встретиться с Флинном?
Он поднимает голову и смотрит на меня.
— Пятьдесят оттенков переходят и на тебя?
— Да, некоторые из них. Например, сейчас. — Я провокационно трусь о него всем телом, и он смеется. — Мне это нравится.
— Да, мисс Стил, мне тоже это нравится. — Он наклоняется и целует меня, а потом какое-то время смотрит на мое лицо.
— Ана, ты драгоценна для меня. Я серьезно говорю о браке. Я буду о тебе заботиться, мы лучше узнаем друг друга. Ты будешь заботиться обо мне. Если хочешь, у нас будут дети. Я положу весь мой мир к твоим ногам, Анастейша. Я хочу тебя всю, и тело, и душу, навсегда. Пожалуйста, подумай над моим предложением.
— Я подумаю, Кристиан. Я подумаю, — заверяю я его, снова начиная злиться. Дети? М-да. — Мне в самом деле хочется поговорить с доктором Флинном, если ты не против.
— Все, что ты хочешь, детка. Все. Когда ты хотела бы с ним встретиться?
— Чем раньше, тем лучше.
— Хорошо, я договорюсь на утро. — Он смотрит на часы. — Ладно, надо еще поспать. — Выключает ночник и прижимает меня к себе.
Я гляжу на будильник. Черт, уже без четверти четыре.
Он обхватывает меня, прижимается к моей спине и утыкается носом мне в шею.
— Я люблю тебя, Ана Стил, и хочу, чтобы ты всегда была рядом, — бормочет он и целует меня в затылок. — Давай спать.
Я закрываю глаза.
Неохотно, со стоном я поднимаю тяжелые веки. Комнату заливает яркий свет. В голове — туман, руки-ноги налились свинцом, а Кристиан обвил меня, будто плющ. Как всегда, мне жарко. Сейчас едва ли больше пяти утра, будильник еще не звонил. Я высвобождаюсь из рук Кристиана, поворачиваюсь на другой бок. Он что-то бормочет во сне. Я гляжу на часы. Без четверти девять.
Черт, я уже опаздываю! Кошмар! Я соскакиваю с кровати и бегу в ванную, спешно, за четыре минуты, принимаю душ.
Кристиан садится на кровать и смотрит на меня с плохо скрытой усмешкой и любовью, а я вытираюсь и ищу свою одежду. Возможно, он ждет от меня реакции на вчерашние откровения. Но сейчас у меня нет на это времени.
Я смотрю на свою одежду — черные слаксы, черная рубашка — несколько в стиле миссис Р., но у меня нет ни секунды на размышления. Я торопливо надеваю черный лифчик и трусы, чувствуя, что он наблюдает за каждым моим движением. Это… нервирует.
— Ты хорошо смотришься, — сообщает с кровати Кристиан. — Может, позвонишь и скажешь, что ты заболела?
Он ослепляет меня своей несравненной кривоватой улыбкой. Ой, так заманчиво! Моя внутренняя богиня надувает губы и с мольбой смотрит на меня.
— Нет, Кристиан, не могу. Я не большой-пребольшой босс с прекрасной улыбкой, который может являться на работу и кончать ее, когда ему хочется.
— Я люблю кончать, когда хочется. — Он усмехается и растягивает губы в улыбке еще шире, до полного интерактивного максимума.
— Кристиан! — ругаюсь я и швыряю в него полотенцем. Он смеется.
— Красивая у меня улыбка, да?
— Да. Ты же знаешь, как она на меня действует. — Я надеваю часы.
— Правда? — невинным тоном спрашивает он.
— Да, знаешь. Такое же действие ты оказываешь на всех женщин. Мне надоедает смотреть, как все они впадают в экстаз.
— В самом деле? — Он с интересом смотрит на меня.