— Если вас это раздражает, сказали бы об этом раньше. Я бы одолжил у вас ту рубашку, которая была на вас утром.
Он пошел за рубашкой, оставив ее размышлять над двумя проблемами: во-первых, о том, почему она смущается от того, что он полуголый, а во-вторых, что рубашка, которая была на ней утром, действительно ей велика и выглядела бы лучше на его широких плечах. Какой же он скорый на критику — и кофе ее плох, и одевается она не так, и имя для ребенка выбрала не то!
Пока Александра кормила кашей Бренну, Райли надел рубашку и стал застегивать пуговицы. Тут Александра обратила внимание на его босые ступни.
— Ваши носки тоже, верно, высохли.
Райли показал один носок.
— Другой куда-то подевался.
— Как это?
— Не знаю почему, но это происходит со мной постоянно. Закладываю пары, а вынимаю по одному. Можно сказать, парадоксы жизни.
Сэм весело захихикал и, пока Райли обувал ботинки без носков, сказал:
— Я разбирал барахло на чердаке и нашел старую кроватку, в которой когда-то спала моя племянница. Кроватка в полном порядке. А еще нашел старые пластинки 78-го года и игрушечную железную дорогу, которой не менее пятидесяти лет.
— Пластинки? — оживился Райли. — Что за пластинки?
— Дюк Эллингтон, а может, и Эррол Гарнер. Вам как пианисту это может быть интересно. У меня есть старенький «Стейнвей», на котором я иногда играю. Его следовало бы настроить, но это чертовски дорого…
— Давайте я взгляну, — предложил Райли.
— А как же кроватка? — вздохнув, напомнила Александра о том, что было важнее в данный момент.
— Мы с Райли принесем кроватку, — уверил ее Сэм, и мужчины ушли.
Минут через десять со двора Сэма стали доноситься звуки мазурки Шопена. Исполнение было явно профессиональным.
Потом музыка прекратилась, и в течение десяти минут ничего не происходило. Они, наверно, катают игрушечный паровозик, подумала Александра раздраженно. Она стирала кашу с лица Бренны, с себя и мебели вокруг, когда мужчины вернулись с кроваткой. При этом Сэм так доверительно рассказывал Райли, что в следующем месяце он встретится в Мельбурне со своими армейскими дружками, будто знал того всю жизнь. Райли всем нравился — ее матери, Сэму, даже Бренне. Это приводило Александру в замешательство.
Они поставили кроватку в гостиной и долго ее рассматривали, словно это был охотничий трофей, добытый ими в джунглях. Ждут, наверно, что она будет их благодарить!
— А этот парень и вправду умеет играть на пианино, — сказал Сэм, обращаясь к Александре, и хлопнул Райли по спине.
— Так это Райли играл? — спросила Александра, как будто профессиональное исполнение Райли можно было спутать с бренчанием Сэма. — Твое пианино и впрямь надо настроить. Оно звучит просто ужасно.
Райли посмотрел на нее так, как, вероятно, смотрят на свидетеля, который неожиданно проявил строптивость. Бренна икнула и срыгнула немного каши.
— Я и не думала, что детей надо так часто вытирать, — сказала Александра и поискала глазами сумку, в которую Рона сложила чистые салфетки. Райли нашел сумку и, достав салфетку, протянул ее Александре.
Бренна начала плакать.
— Надо попробовать давать ей козье молоко, — сказал Сэм.
Бренна не переставала плакать, и Сэм просто-напросто сбежал.
Скоро за ним последует Райли. Как крысы, бегущие с тонущего корабля, подумала Александра.
Но Райли не ушел. Он уже стоял лицом к двери, но обернулся и посмотрел на Александру, которая пыталась успокоить девочку. У него было такое выражение лица, словно он взвешивает все за и против.
Быть или не быть. Остаться или не оставаться.
Он остался. И она была этому рада.
— О, музыка! — сказал он, увидев ее стереопроигрыватель. — А что у вас есть? — Он присел на корточки и выдвинул ящичек с дисками. Презрительно фыркнув, отложил в сторону несколько дисков, а остальные поставил на проигрыватель.
Интересно, подумала она, какие ему не понравились?
— Существует теория, — сказал он, садясь рядом с нею на диван, — что музыка появилась из-за необходимости укачивать детей.
Первые такты увертюры к опере Моцарта «Волшебная флейта» заполнили комнату. Бренна подняла головку. Александра недоверчиво посмотрела на Райли.
— Правда?
Райли протянул руку и погладил головку девочки. Постепенно она перестала плакать. Тихим и намеренно монотонным голосом Райли продолжал:
— Представьте себе… наших волосатых предков, не умеющих говорить членораздельно… рыскающих от пещеры к пещере в поисках пищи… таскающих за собой своих детенышей…
Райли убрал руку, но Бренна всхлипнула, и он стал снова ее гладить. Другой рукой Райли обнял за плечи Александру и придвинул ее к себе, чтобы ему удобнее было гладить головку ребенка. Александре следовало бы возмутиться такой фамильярностью, но оправданием ей служила заснувшая Бренна.
— Представьте себе, как они целыми днями скитаются, а дети орут, как резаные, вроде Бренны.
— Представляю, — тем же монотонным голосом ответила Александра. У нее стала затекать рука.
— Им пришлось их успокаивать при помощи монотонных, убаюкивающих звуков.
У Александры затекла не только рука, но и шея, и она осторожно покрутила головой.
Улыбнувшись, он немного повернул голову Александры и положил ее себе на плечо.
Затем он откинулся в угол дивана, увлекая за собой Александру и Бренну. Когда Бренна захныкала, они оба оцепенели. А она немного повозилась и устроилась наполовину на Райли, наполовину на Александре.
— Как глупо! — прошипела Александра. — Двое взрослых оказались в ловушке у грудного ребенка. Я сейчас встану.
Но не успела она встать, как Бренна издала отчаянный вопль, предвещавший более серьезный рев. Поэтому Райли усадил Александру обратно на диван.
— Не смейте больше вставать! Я не вынесу эти децибелы… Тише, тише… — говорил Райли одним и тем же монотонным голосом. Потом он поднял ноги на диван и уложил Александру рядом с собой. Последовала возня, стук падающих на пол ботинок… Он снова был босой, а Александра практически оказалась с ним как бы в постели.
Она лежала, не шевелясь и закрыв глаза, и в голову ей приходили недобрые мысли о матерях, которые подкидывают своих детей чужим людям.
Когда она открыла глаза, музыка кончилась, дождь перестал, и в комнате наступила тишина, которая никогда не была абсолютной в доме, крытом жестью. Снаружи доносились стук падающих с деревьев капель и равномерное кваканье лягушки, поселившейся в соседском пруду.
Александра медленно повернула голову. Мужчина, лежавший рядом, спал. Его волосы торчали в разные стороны, волевой подбородок был расслаблен, довольно красивый рот — приоткрыт. К груди он прижимал Бренну, маленькое тельце которой поднималось и опускалось в такт его дыханию.