— Вкуснота, — восторгалась я с набитым йогуртовой массой ртом. — Но ведь йогурту полагается быть безвкусным и полезным!
— А он и был полезным до того, как вы натолкали туда все эту ерунду, — парировал Джеймс.
В кафе было много красивых загорелых мужчин в спортивной одежде и вездесущих девиц в угги.
— Я подумывал продолжить наш тур по моим любимым местам Лос-Анджелеса, — говорил он, шагая по улице мимо откровенно глазеющих девиц и притворяющихся безразличными мужчин. Единственной разницей сегодня было, что на меня пялились не меньше, чем на Джейкобса. — Может, поедем в «Гроув» и продолжим шопинг? Это должно вас развлечь.
— Простите, Джеймс. — Я крепко сложила руки на груди. Почему в Лос-Анджелесе все такое открытое и нельзя перейти на теневую сторону улицы или нырнуть в метро? — Я помню, вам не хочется обычного сидячего интервью, но нельзя ли пойти куда-нибудь в менее… публичное место?
— Тогда Беверли-центр? — Джеймс прикончил свой йогурт и бросил стаканчик в мусорную урну. — Или Мелроуз? Хотя в Мелроузе сегодня должны быть папарацци.
— А что, они будут повсюду, куда бы вы ни пошли? — спросила я, подчеркнуто игнорируя двух девиц с крошечными собачками под мышкой и огромными стаканами кофе в руках, уставившихся на нас с другой стороны улицы.
— Возможно. — Джеймс пожал плечами. — Но я вам уже сказал: это не проблема.
— Не могу согласиться, — сказала я, заметив группу сущих детей с ног до головы в «Джуси кутюр» и с коммуникаторами в руках, без всякого смущения сравнивавших реального Джеймса Джейкобса и его «таинственную пассию» со снимками в Интернете. — Извините, но для меня это проблема.
— Не извиняйтесь. — Джеймс обнял меня за плечи (вся улица затаила дыхание). — Если это проблема для вас, значит, это проблема и для меня. Если бы сейчас у вас появилась возможность махнуть куда душа пожелает, что бы вы выбрали?
— Нью-Йорк.
Джеймс улыбнулся:
— Ну, не в моих силах свозить вас через полстраны за тридцать минут, но я постараюсь это загладить.
Из Беверли-Хиллз лимузин проехал, кажется, через весь Голливуд, пока Джеймс не постучал по стеклянной перегородке, чтобы водитель остановился. Когда мы вышли, мне показалось, что я дома. Исчезли загорелые люди, валенкообразные сапоги и крошечные шорты, уступив место бородам, старым кедам «Конверс» и винтажным клетчатым фуфайкам. «Старбакс» заменили угловые кафе, хозяевами которых были ленивые хипстеры, «Городская одежда» сменилась винтажными магазинчиками, а огромные многозальные кинотеатры уступили место крошечной некоммерческой киношке. Океана видно не было; ярко-голубое небо сияло в зеленой оправе окрестных холмов.
— Вам нравится? — спросил Джеймс, прислонившись к совершенно неуместному здесь лимузину.
С трудом верилось, что мы в десяти минутах езды от Голливуда.
— Нравится, — кивнула я, просовывая голову под ремень любимой сумки и сдвигая ее, плотно прижавшуюся ко мне, куда следует. — А где мы?
— В Лос-Фелице, — ответил он. — Здесь я могу дать вам возможность почувствовать себя дома, не задействуя мой самолет.
— Готова спорить, пицца здесь хуже, чем в Бруклине, — сказала я, оглядываясь. На нас не смотрел ни один человек. — Давайте уже перейдем к интервью. Где будем разговаривать?
— Там, — сказал он, указывая на маленькую темную дверь за моей спиной. — После вас.
Джеймс открыл дверь, и с залитой солнцем улицы мы попали в маленький сумрачный бар. Я прошла через занавеску из бусин и растерянно заморгала. Как и в «Тедди», здесь были столики с красными сиденьями, правда, обиты они были потрескавшимся винилом, а не бархатом. Глянцевый новодел «старого Голливуда» а-ля Джессика Симпсон не выдерживал никакого сравнения с этим настоящим высоким классом старой школы с застоявшимся, слегка затхлым запахом после двух десятилетий шумных ночных веселий. На крошечной эстраде в центре я разглядела ударную установку, несколько гитар и пианино.
— Привет, Джеймс, — раздался голос из-за барной стойки под светильниками с винтажными абажурами (правда, у меня возникло ощущение, что они не столько винтажные, сколько действительно древние, грозившие расползтись от одного прикосновения). Голос принадлежал молодой барменше с роскошными огненно-рыжими волосами и черными «стрелками» на веках. — Бери все, что хочешь, я сейчас вернусь.
— Спасибо, Марина. — Джеймс сел за пианино. — Добро пожаловать в «Дрезден», мой любимый лос-анджелесский клуб. Никаких папарацци.
— Вы умеете играть? — спросила я, присаживаясь рядом.
— Да.
Джеймс поднял крышку и взял несколько мягких аккордов. В полутемном баре, глядя, как он играет, я почувствовала себя за миллион миль от всего — от снимков в Интернете, от Алекса с его недовольством, от раздражения Мэри. Я положила пальцы на прохладные клавиши и уставилась на клавиатуру.
— А вы играете?
— Нет, — сказала я. — Я даже диски проигрывать не умею.
— Значит, поете? — спросил он.
Я встретилась со взглядом темно-синих глаз и расхохоталась.
— Нет, не пою, — проговорила я сквозь смех. — Господи, перестаньте! Мы же пришли сюда работать!
— Да. — Он закрыл крышку пианино. — Дело в том, что я чувствую себя немного обманщиком во всех этих «звездных» интервью. Человека создают журналисты. Это их вопросы порождают всякие идиотские заявления селебрити вроде: «Я люблю запах океана в полночь».
— Можно это процитировать? — сразу спросила я. — У меня, видите ли, не запланировано вопросов об океане, а ваш ответ звучит очень красиво.
— Давайте тогда так, — предложил Джеймс. — Вы задаете вопрос, а потом я задаю вам вопрос. Это устранит элемент давления.
— И наведет меня на мысль о новых вопросах, — согласилась я, роясь в своей полной барахла, но как нужен карандаш, так фигушки, сумке. — Раз вы зашвырнули мой диктофон в Тихий океан, мне придется записывать от руки, поэтому дело будет двигаться медленно.
— Будем двигаться быстро или медленно, как вы захотите.
Я решительно отказалась краснеть.
— Ну что, Джим Джейкобе. — Я откашлялась и сделала профессиональную мину. — Поиграем в «Необитаемый остров» [10] . Ваши три любимых альбома?
— Легко и, извините, неоригинально. — Джеймс шутливо зевнул. — «Смите» одноименной группы, «Nevermind» «Нирваны» и «Другой класс» группы «Палп». Я понял, вы хотите подчеркнуть, что я из Шеффилда.
— Могли бы назвать «Деф Лепнард», — отозвалась я, торопливо записывая его ответы и прикидывая, будут ли названные альбомы в списке наиболее часто прослушиваемых на его айподе, как были бы на моем.