— Оставить тебе жизнь, чтобы ты взял мою?
Ее мелодичный, нежный, чуть дрогнувший голос проник в душу индейца.
— Нет, — сказал он с решимостью. — Клянусь Высшим Духом. Твоя жизнь священна. Отныне ничто не может ей угрожать.
До сознания Анжелики вдруг дошло, что они говорят по-французски.
— Ты вождь могавков, Уттаке?
— Да!
Тогда она медленно поднялась и освободила его. Ирокез, не спуская с нее глаз, повернулся на бок и затем с кошачьей ловкостью вскочил на ноги. Он даже не стал поднимать свой топор. Неподвижный и безоружный, он стоял, разглядывая Анжелику.
— А ты супруга Текондероги?
И так как Анжелика не поняла, он пояснил:
— Человека Грома, того, по чьей воле взлетают в воздух горы и кому принадлежит Катарунк?
Она утвердительно кивнула.
— Тогда веди меня к нему! — сказал Уттаке.
Люди, бросившиеся на помощь Анжелике, с оружием в руках быстро поднимались на холм; вдруг сквозь мрак, который уже начал окутывать горы, они заметили две приближавшиеся к ним фигуры. Все почувствовали огромное облегчение, когда в одной из них узнали Анжелику. Но тут же все насторожились, разглядев, кто шел рядом с ней. Видимо, в эту минуту в груди у многих поднялось то смутное чувство страха и растерянности, которое, должно быть, некогда испытывали те, кто смотрели, как спускается с гор одна из легендарных святых, ведя за собой закованное в цепи страшное огнедышащее чудовище, наконец усмиренное и ставшее безопасным. Впрочем, сейчас было отчего испугаться и растеряться, ибо тот, кого вела за собой Анжелика, был существом необыкновенным. Жаркое, прерывистое дыхание раздувало его татуированную грудь, а расширенные зрачки сверкали, словно горящие угли. От него исходил запах звериного логовища. Уттаке выглядел еще более свирепым и могучим рядом с изящной фигурой женщины, которая шла впереди него. Кое-кто из людей де Пейрака, хотя все это были видавшие виды моряки, попятились. Металлаки во весь дух бросились за оружием, собираясь устроить засаду. Они предупредили об опасности своих жен, и те, снова взвалив на плечи детей, котлы и всякую снедь, потащились в лес.
— Это Уттаке, вождь могавков, — представила его Анжелика. — Он один и хочет вести с вами переговоры. Я обещала сохранить ему жизнь.
Все молча смотрели на непримиримого вождя могавков. Уттаке желал вести переговоры… Это было невероятно! Тот, кто встречал его раньше, конечно, тут же узнал его крепкую фигуру, словно сжигаемую изнутри затаенным диким пламенем, которое и придавало ему эту силу.
Да, это был он.
И от одного его присутствия всем становилось не по себе. Барон де Модрей что-то спросил у него по-ирокезски, и Уттаке коротко ответил ему. Модрей так и подскочил на месте.
— Он говорит, что Сваниссит недалеко… Я это знал. Я шел по его следу. Запах этой старой лисицы не обманул меня. Наконец-то эти проклятые варвары в наших руках.
— Замолчи, — оборвал его Никола Перро. — Ты забываешь, что послов не оскорбляют.
— Это посол?! Это злейший враг, господа, который проник в наш лагерь. Я не верю ни единому слову, вылетающему из его глотки.
Ирокез не дрогнул. Потом он заговорил и все были поражены тем, что он почти безукоризненно владеет французским языком.
— Где Текондерога, Человек Гром? Это ты? — спросил он, обращаясь к де Пейраку. — Да! Я тебя узнал. И приветствую тебя. Я Уттаке — вождь могавков. Сваниссит, сенека, верховный вождь союза ирокезских племен, хочет мира с тобой. Я пришел от его имени предложить тебе союз и попросить твоего посредничества при переговорах с французами, чтобы они разрешили нам переправиться через Кеннебек.
Граф де Пейрак поднес руку к шляпе, на которой вечерний ветер развевал черные и красные перья. Он снял ее и очень низко склонился перед индейцем, как перед желанным и высокочтимым гостем.
«Я знал, — рассказывал после Уттаке, — что белые склоняются так только перед королем. И когда этот белый человек поприветствовал меня таким низким поклоном, я почувствовал, как вспыхнуло мое сердце, это зажегся в нем огонь дружбы».
Несколько часов спустя Уттаке возвращался в лес, он нес Сванисситу условия перемирия. Французы разрешат ирокезам беспрепятственно переправиться через реку, если их вожди обязуются не тронуть ни одно из племен абенаков и алгонкинов, которое им может встретиться во время их долгого пути в родные места.
— Почему вас так волнует судьба этих красных лисиц? — с презрением спросил могавк.
Модрей негодовал, он не мог примириться с тем, что с ирокезами ведут переговоры, и оба лейтенанта, Пон-Бриан и Фальер, его поддерживали.
— Они, конечно, согласятся на любые условия, но им и в голову не придет выполнять их!
Вожди союзнических племен тоже были недовольны.
— Мы пришли сюда воевать, — сказал вождь гуронов, — и теперь, когда враг совсем рядом, только и говорят о мирном сговоре с ним… Что скажут нам дома, увидев, что мы возвращаемся без единого скальпа?
Но де Ломени был непоколебим. Он считал, что разрешить ирокезам вернуться к себе, взяв с них слово, что они не устроят никакой новой резни, было бы лучше, чем одержать над ними легкую победу, развязывающую вновь кровавые войны, которых так старается избежать губернатор Канады.
— Не забывайте, что томагавк войны между французами и Союзом пяти племен зарыт, — повторил полковник.
— Мы не выбываем, — ответил ирокез. — Мы уже давно не нападаем на французов.
— Но вы нападаете на дружественные нам племена…
— Мы не зарывали с ними томагавка, — ответил хитрый индеец. — Зачем французы вмешиваются в наши дела?
Когда начались переговоры, Анжелика хотела уйти, но вождь могавков удержал ее:
— Пусть она останется!
Голос его звучал властно. И никто не мог догадаться, какие чувства руководили им, когда он потребовал, чтобы белая женщина присутствовала на совете. Над ними витала тайна. Каждый думал о том, что же произошло на холме, и все взгляды невольно с тревогой обращались к Анжелике.
Анжелика же думала о том, что все вокруг слишком сложно и было бы лучше, если бы она занималась только кухней и хозяйством. У нее раскалывалась голова, она сидела с отсутствующим видом, потирая виски. Она не представляла себе, как сможет вразумительно объяснить мужу встречу с ирокезским вождем.
Минутами ее взгляд останавливался на томагавке, опять висевшем на поясе Уттаке, и, глядя на это жуткое оружие, она содрогалась от страха, который не чувствовала там, на холме.
Как только ирокез вышел из форта, Анжелика, не вступая ни с кем в разговоры, вернулась к себе, бросилась на кровать и тут же уснула мертвым сном.
Утром она проснулась как ни в чем не бывало. Она видела, что Жоффрей ночевал дома, но, должно быть, уже давно встал. Она не слышала, ни когда он вернулся, ни когда ушел. Анжелика снова задумалась над тем, что же все-таки она скажет мужу, и решила, что попросит его помочь ей разобраться во всех этих тревожащих ее таинственных событиях. Почему могавк, решив убить ее, вдруг покорно пошел за ней и захотел говорить с белыми о союзе и мире?