— Бедная Эжени! Теперь она уж не будет первой красавицей в округе. И ей не придется корчить из себя разборчивую невесту.
— Это послужит вам утешением, Ле Бер, ха-ха!
— О, последнее время у Ле Бера было мало шансов, — вставил третий. — Говорят, ее фаворитом стал молодой англичанин, тот самый, что приплыл с ней к берегу после взрыва на «Красавице». Так мне, по крайней мере, передавали. Это правда, Ле Бер?
— Вы бы лучше спросили у Эжени Безансон, — ответил Ле Бер с раздражением, и все засмеялись.
— Уж я бы спросил, — продолжал его собеседник, — да не знаю, как ее найти. Где она сейчас? Ее нет на плантации. Я заезжал туда, но мне сказали, что два дня назад она уехала. Нет ее и у тетки. Где же она, господа?
Я с интересом ждал ответа на этот вопрос. Я тоже не знал, где находится Эжени, и еще сегодня пытался ее разыскать, но тщетно! Говорили, что она приехала в город, но никто не мог сказать, где она остановилась. Я вспомнил, что она писала мне о монастыре Сакре-Кер. Быть может, думал я, она действительно ушла в монастырь? Бедная Эжени!
— В самом деле, господа, где же она? — спросил другой.
— Очень странно! — заметил третий. — Где она может быть? Ле Бер, вы, наверно, знаете?
— Я понятия не имею о действиях мадемуазель Безансон, — ответил молодой человек с досадой и недоумением; по-видимому, он и вправду ничего не знал о ней и был оскорблен замечаниями своих собеседников.
— Тут кроется какая-то тайна, — сказал один из них. — Я был бы очень удивлен, если бы это касалось кого-нибудь другого, но с Эжени Безансон ничему не приходится удивляться.
Нечего и говорить, что этот разговор очень заинтересовал меня. Каждое слово жгло меня будто каленым железом, и я готов был броситься и задушить этих болтунов. Они и не подозревали, что «молодой англичанин» стоял возле них и слышал их беседу, не знали, какое ужасное впечатление производят на него их слова.
Меня терзали не их рассуждения об Эжени, но нескромные отзывы об Авроре. Я не стану повторять здесь грубые шутки на ее счет, непристойные намеки, низкие предположения и язвительные насмешки над ее невинностью.
Один из собеседников, некий Севинье, был особенно отвратителен, и раза два я чуть не бросился на него. С большим трудом мне удалось себя побороть. Не знаю, долго ли я выдержал бы эту пытку, но тут произошло событие, которое сразу вытеснило у меня из головы и этих сплетников и их гнусную болтовню: в зал вошла Аврора.
Они как раз снова заговорили о ней — о ее скромности и необыкновенной красоте. Они спорили о том, кому она достанется, и уверяли, что, кто бы ни стал ее хозяином, он сделает ее своей наложницей. Они разгорячились, описывая ее прелести, и начали заключать пари, чем кончатся торги, как вдруг спор их прервали слова:
— Смотрите, смотрите! Вот она!
Я невольно обернулся. В дверях стояла Аврора.
Да, Аврора показалась в дверях этого проклятого зала и робко остановилась на пороге.
Она была не одна. Рядом с ней стояла девушка-мулатка, тоже невольница и, как Аврора, тоже приведенная на продажу.
С ними вместе вошел еще один человек — вернее, он ввел их в зал, так как шел впереди, — и сразу направился к месту торгов. Это был не кто иной, как Ларкин, жестокий надсмотрщик.
— А ну, пошевеливайтесь! — грубо сказал он, оборачиваясь к ним. — Живее, девушки! Идите за мной!
Они послушались его грубого окрика и, войдя в зал, направились за ним к помосту.
Я стоял, опустив голову и надвинув шляпу на глаза. Аврора меня не видела. Как только они прошли мимо, я повернулся и посмотрел им вслед. О прекрасная Аврора! Прекрасная, как всегда!
Не я один восхищался ею. Появление квартеронки произвело сенсацию. Гомон стих, как по сигналу. Громкие разговоры смолкли, и все глаза были прикованы к ней, пока она шла через зал. Кто стоял далеко, спешил протиснуться поближе, чтобы лучше разглядеть ее; другие почтительно расступались перед ней, будто перед королевой. И так вели себя те, кто никогда не стал бы оказывать уважение другой женщине ее расы, хотя бы девушке-мулатке, что шла с ней рядом. О красота! Никогда твое могущество не проявлялось с такой силой, как при появлении этой бедной невольницы.
Я слышал удивленный шепот, видел восхищенные и наглые взгляды, которые следили за ней и ловили каждое движение ее стройного тела, когда она проходила мимо.
Все это терзало меня сильнее, чем муки ревности, которые я недавно испытал. Грубость моих соперников удесятеряла мои страдания.
Аврора была очень скромно одета. Она не постаралась принарядиться, как ее более смуглая спутница, платье которой украшало множество оборок и лент. Такое кокетство противоречило бы выражению гордой печали на ее прекрасном лице.
Платье из светлого муслина, сшитое просто и со вкусом, с длинной юбкой и узкими рукавами, какие носили в то время, подчеркивало женственные очертания ее фигуры. Мадрасский клетчатый платок, повязанный в виде тюрбана — головной убор всех квартеронок, — казался короной над ее высоким лбом. Его красные, зеленые и желтые клетки красиво оттеняли ее черные, как смоль, волосы. На ней не было никаких драгоценностей, кроме двух золотых колец в ушах, которые своим блеском подчеркивали ее яркий румянец, а на пальце золотое колечко — знак ее помолвки. Как хорошо я знал его!
Я спрятался в толпу и надвинул шляпу так, что лицо мое не было видно со стороны помоста. Мне не хотелось, чтобы она меня заметила, но сам я не мог оторвать от нее глаз. В то же время я продолжал следить за дверью в зал. Отсутствие д'Отвиля начинало меня сильно тревожить.
Аврору поставили около помоста. Поверх толпы я видел краешек ее тюрбана, а если становился на цыпочки, то видел и лицо; к счастью, она стояла ко мне вполоборота. Ах, как больно сжималось мое сердце, когда я старался понять выражение ее лица, когда пытался прочесть ее мысли!
Она казалась печальной и встревоженной, и это было вполне естественно. Но мне хотелось увидеть на ее лице другое выражение — нетерпеливое ожидание, в котором страх сменяется надеждой.
Глаза ее блуждали по толпе. Она всматривалась в окружавшие ее лица. Она кого-то искала. Не меня ли?
Когда она смотрела в мою сторону, я опускал голову. Я не решался встретить ее взгляд. Я боялся, что не удержусь и заговорю с ней. Любимая Аврора!
Я опять взглянул на нее. Глаза ее по-прежнему искали кого-то. Ах, конечно, меня! Я снова скрылся в толпе, и взгляд ее скользнул мимо.
Но тут я вновь посмотрел на нее. Лицо ее омрачилось. Глаза словно потемнели — в них светилось отчаяние.
«Мужайся, Аврора! — шепнул я про себя. — Взгляни сюда еще раз, любимая! Теперь я встречу твой взор. Мои глаза будут говорить с тобой. Я отвечу на твой призыв».
Она смотрит… Она узнала меня! Радость блеснула в ее глазах. Улыбка тронула уголки ее губ. Глаза ее больше не блуждают — они смотрят в мои… О, верное сердце! Она искала меня!