Возвращаясь с рыбной ловли, он увидел на берегу умирающего гавиала, длинное тело которого все еще корчилось в судорогах.

Не зная причины гибели животного, Муртах порядком удивился, а отчасти и встревожился. Когда же он взглянул на дерево, под которым оставались Генри и Эллен, и не нашел их там, тревога его, разумеется, возросла еще больше. Однако, может быть, и теперь еще все кончилось бы благополучно, сохрани ирландец спокойствие. Но в том-то и беда, что, увидев карабкавшегося на дерево оранга, Муртах испустил пронзительный вопль. Ему представилось, что рыжее страшилище сожрало детей. Этот-то крик все и погубил. Несмотря на звучавшее в нем отчаяние, он показался детям радостным кличем победы; они выбежали из укрытия и сразу попались на глаза обезьяне.

Когда раздался возглас Муртаха, обезьяна была всего футах в двадцати от земли; услышав крик, она обернулась; сверкающий, как раскаленные угли, взгляд ее черных глаз упал на мальчика с девочкой и вспыхнул адским огнем. В ней тотчас же пробудилась вся ее недавняя свирепость, и, вновь разразившись своим хриплым, лающим хохотом, она кинулась на ближайшего из детей.

К несчастью, ближайшей оказалась Эллен. Увидев, что зверь напал на девочку, Муртах бросился ей на помощь, а Генри попытался так стать между чудовищем и ее жертвой, чтобы выстрел пришелся обезьяне в морду и в то же время не ранил сестру.

И мальчику, бесспорно, удалось бы это, не подведи его ружье — старый кремниевый мушкет. Во время долгого пути по насыщенным влагой джунглям в нем отсырела затравка, и вот теперь оно не только не выстрелило, но даже искры не дало.

Тогда Генри схватил, ружье за ствол и, действуя им, как дубиной, принялся что было сил дубасить косматого гиганта по голове. Однако густая копна жестких волос служила орангутангу прекрасной защитой, и удары отскакивали от его черепа, как от деревянного, не принося ему ни малейшего вреда.

Не успел мальчик нанести и четырех ударов, как обезьяна протянула к Эллен длинную руку, обхватила девочку вокруг талии и, прижав ее к своей косматой груди, снова полезла на дерево. Кричать было бесполезно. Мальчик сделал все возможное, чтобы задержать похитителя, но тщетно. Он обеими руками крепко уцепился за ногу орангутанга и повис на ней. Обезьяна поднялась вместе с ним на несколько футов, а потом, сильно дернув ногой, стряхнула его, и он, оглушенный, упал без сознания на землю. Но и в обмороке в ушах его, ни на секунду не умолкая, звучали вопли сестры. Впрочем, сознание очень скоро вернулось к Генри, и он открыл глаза; а едва открыв, устремил их на дерево. Он увидел, что рыжая обезьяна все еще держит Нелли в объятиях, унося ее все выше и выше, будто намереваясь подняться на самую вершину.

Глава XXX. ЧТО БУДЕТ С ДЕВОЧКОЙ?

Невозможно описать отчаяние, овладевшее Генри, когда он стоял, закинув голову, под деревом и беспомощно смотрел, как орангутанг уносит его сестру, чувствуя себя бессильным ей помочь.

Не меньше, пожалуй, было горе и Муртаха. Ведь несчастный ирландец любил Эллен, как родную дочь.

Оба, и матрос и мальчик, считали девочку погибшей. Обезьяна разорвет ее своими огромными когтями, — думали они. Они видели, что оранг уже оскалил желтые клыки. Не стоит и пытаться передать чувства, бушевавшие в груди этих людей…

Капитан Редвуд и Сэлу, возвращавшиеся с охоты, еще издали услышали вопли девочки и крики Муртаха и Генри; последние двести — триста шагов они бежали, спеша узнать, в чем дело. Однако и с их приходом положение не стало легче. Просто группа отчаявшихся людей увеличилась на два человека — только и всего.

В просветах листвы еще можно было различить обезьяну. Но капитан Редвуд и не пытался по ней стрелять. Он со своей винтовкой чувствовал себя в этот момент столь же беспомощным, как если бы у него в руках была простая палка. То же чувство испытывал и малаец со своим сумпитаном.

Разумеется, они могли бы убить обезьяну: капитан — прострелив ей из ружья череп, а Сэлу — пустив в нее ядовитую стрелу. Но что толку это делать? Ведь вместе с орангутангом погибла бы, упав с дерева, и Эллен, так как падать ей пришлось бы с высоты не менее ста футов. Тогда как теперь девочка была, по крайней мере, жива и невредима. До стоявших внизу людей доносились ее крики, и они видели, что она отбивается от страшных объятий оранга, уносящего ее все дальше ввысь…

Редвуд и Сэлу боялись, стреляя по обезьяне, уменьшить и без того малую возможность спасения девочки.

Поистине эта сцена представляла для безутешного отца душераздирающее зрелище!

Но вот, пока несчастный Редвуд, его сын и товарищи стояли, не зная, что предпринять, обезьяна изменила направление и перешла на одну из больших горизонтальных ветвей, протянувшихся навстречу кроне соседнего дерева: ветви обоих деревьев, несмотря на большое — не менее пятидесяти футов — расстояние между их стволами, тесно переплетались. Намерение обезьяны было ясно: она хотела перейти с одного дерева на другое, потом на следующее и так далее — словом, утащить девочку в самые дебри.

Так и случилось. Пробежав по земле в том же направлении, в котором передвигался по дереву оранг, все увидели, как он, вытянув руку, ухватился за ветку соседнего дерева и перемахнул на нее с легкостью белки. И при этом он действовал только одной рукой, другой прижимая к себе Эллен. Но ведь известно, что у обезьян задние конечности не менее подвижны, чем передние; а для лазания по деревьям вполне достаточно и трех.

Исчезнув на секунду в чаще листвы, оранг в следующий момент вынырнул с противоположной стороны кроны и перескочил на третье дерево, унося все дальше и дальше в лес свою драгоценную ношу.

Обезумевший от горя отец бежал с бесполезной винтовкой в руках, не спуская глаз с обезьяны.

Не менее бесполезным оружием был сейчас и мушкет, из которого Генри так и не вынул отсыревшую затравку. Сухая она или мокрая — какое это имело теперь значение!

Любое оружие принесло бы в их положении не больше пользы, чем удочки в руках ирландца.

Обезьяна мчалась все дальше и дальше, перелетая с дерева на дерево, а люди внизу продолжали преследование, хотя никто из них и не помышлял о том, чтобы ее остановить. Они бежали почти машинально, лишь бы не упустить животное из виду. Может быть, в глубине души у них еще и теплилась слабая надежда, что какой-нибудь непредвиденный случай поможет им спасти девочку.

Но трудно было рассчитывать на случай. Единственное, что оставалось, — это уповать на высшую силу; только она могла настигнуть и поразить похитителя.

Капитан Редвуд не был в полном смысле слова тем, что принято называть религиозным человеком, то есть строгим блюстителем всех церковных традиций, но он свято верил в существование Провидения, заботящегося о судьбах людей. Поэтому в его бессвязных возгласах звучала горячая мольба к Богу: