Итак, сэр Мармадьюк сидел у себя в библиотеке, когда вошел слуга и доложил, что его желает видеть капитан Скэрти.
«Что ему от меня надо?» – с досадой подумал сэр Мармадьюк, но, бросив взгляд на вошедшего капитана, сразу убедился, что тот пришел неспроста. Несмотря на все присущее ему хладнокровие, Скэрти, явившийся привести в исполнение свой гнусный замысел, был заметно взволнован. Невольное смятение преступника было явно написано на его обычно невозмутимом лице.
Сэр Мармадьюк уже давно подозревал, что Скэрти домогается руки его дочери. Он относился к этому крайне неодобрительно, но с тех пор, как у него появились другие подозрения насчет Скэрти, эти домогательства сделались для него источником новых опасений и тревог. Его беспокойство усилилось бы во стократ, если бы он знал, какие широкие полномочия присвоил себе капитан Скэрти и в какой мере он способен злоупотребить своей властью. В кармане у Скэрти уже лежал приказ об аресте сэра Мармадьюка и препровождении его в Тауэр – приказ, подписанный королем.
Неважно, что и то и другое было подделано самим Скэрти, – сэру Мармадьюку не могло прийти в голову усомниться в подлинности приказа и не было возможности проверить его достоверность.
Вернувшись домой после объяснения с Марион, Скэрти потратил полчаса на изготовление этого фальшивого документа, решив пустить его в ход, если сэр Мармадьюк не пожелает пойти ему навстречу.
– Прошу прощения, сэр Мармадьюк Уэд! – сказал он с церемонным поклоном. Простите, что я помешал вам в такой неурочный час, но у меня к вам важное дело. Надеюсь, вы извините меня за нарушение этикета, когда узнаете, что меня к вам привело.
– Я не сомневаюсь, что капитан Скэрти выполняет свой служебный долг, это служит ему достаточным извинением.
– Должен вам признаться, сэр Мармадьюк, что меня привели к вам два дела: первое – я должен с прискорбием сказать, – тягостный долг, второе относится к области чувств, и если бы я мог льстить себя надеждой, что вы отнесетесь к нему благосклонно, я мог бы сказать, что оно столь же отрадно для меня, сколь печален мой долг.
– Вы говорите загадками, сэр! Я не понимаю вас. Не могли ли бы вы сказать просто и ясно, какие у вас ко мне дела? Вы говорите, что одно из них для вас тягостно, а другое, при известных условиях, может оказаться приятным. Выбирайте сами, с чего вы хотите начать.
– Вы упрекаете меня в том, что я говорю обиняками, – ответил Скэрти. – Я принимаю ваш упрек, сэр Мармадьюк, и буду говорить с вами прямо. Начну с самого важного для меня: я люблю вашу дочь и хочу, чтобы она стала моей женой.
– Ценю вашу откровенность, капитан Скэрти, но позвольте мне заметить вам, что признание, которым вы меня добровольно почтили, относится более к моей дочери, нежели ко мне. Вам никто не мешает поговорить об этом с ней самой, а она ответит вам так, как подскажут ей ее чувства.
– Я уже говорил с нею. Я сделал ей предложение.
– И что же она ответила?
– Отказала.
– Зачем же вы после этого приходите ко мне, капитан Скэрти?
– Неужели это требует объяснений, сэр Мармадьюк? Я люблю вашу дочь, люблю ее всем сердцем, всей душой! Я хотел бы жениться на ней... сделать ее счастливой... предоставить ей со временем блестящее положение, титул! Я знаю, что сейчас обстоятельства сложились далеко не в мою пользу. Но если бы вы мне помогли, сэр Мармадьюк, если бы воспользовались родительской властью...
– Не продолжайте, сэр, – спокойно прервал его сэр Мармадьюк. – Какой бы ответ вам ни дала моя дочь, это и мой ответ. Вы говорите о родительской власти. В таких делах у меня нет никакой власти. Отец не имеет права подавлять сердечные склонности своих детей или препятствовать им. Я никогда не присваивал себе такой власти и не позволю себе прибегнуть к ней и теперь – ни в вашу пользу, ни против вас. Если вы завоевали сердце Марион Уэд, владейте им так же, как и ее рукой! Если нет, – напрасно вы обращаетесь ко мне, я ничем не могу вам помочь. Моя дочь свободна выбрать человека, который ей по сердцу, и отвергнуть того, кто ей не нравится. Итак, сэр, – решительно заключил он, – это дело мы с вами покончили, и, надеюсь, к вашему удовлетворению.
– Хорошо! – воскликнул Скэрти, и в голосе его послышалось возмущение и обида. «Ничего другого я и не ожидал, – подумал он. – Нечего больше и разговаривать... во всяком случае, пока я не нажму рычага. Тогда, надо полагать...»
– Разрешите узнать, в чем заключается второе дело, которое привело вас ко мне? -спросил сэр Мармадьюк, желая поскорее кончить этот неприятный разговор. – Вы, кажется, сказали, что оно тягостно для вас?
– Да, в самом деле! – ответил Скэрти притворно сочувственным тоном. – Вы, может быть, не поверите мне, но, клянусь честью офицера, чей долг повиноваться королю, мне никогда не приходилось брать на себя более неприятной обязанности, чем та, которая на меня возложена теперь!
– Я думаю, что я смогу лучше судить об этом, когда вы соизволите сказать мне, в чем она заключается, сэр. Быть может, я смогу чем-нибудь помочь вам?
– О, сэр Мармадьюк, я сам желал бы иметь возможность помочь вам!
– Вот как!
– Увы, всего какой-нибудь месяц назад я мог бы с полным равнодушием выполнить то, что мне предписывает долг! Я вас не знал, я не знал вашей дочери... О, лучше бы мне никогда не знать ни вас, ни...
– Сударь, – сухо прервал его сэр Мармадьюк, – прошу вас, перейдите к делу. Какую неприятность вы медлите сообщить мне? Я изумлен, я теряюсь в догадках...
– Простите, благородный сэр, я не решаюсь произнести... Вот приказ, полученный мною, ясный н безоговорочный. Прочтите сами!
И Скэрти дрожащей рукой протянул сэру Мармадьюку приказ, который гласил следующее:
«Капитану Ричарду Скэрти, командиру королевских кирасиров.
Бэлстрод Парк.
До сведения его королевского величества дошло, что сэр Мармадьюк Уэд, благородный рыцарь, изменил своему королю и предательски злоумышляет против власти и правительства его величества. А посему приказываем капитану Скэрти арестовать сэра Мармадьюка и препроводить в Тауэр, дабы содержать его в заключении до суда «Звездной палаты» или какого-либо иного суда, коему надлежит расследовать подобные преступления.
Сим предлагается капитану Скэрти действовать незамедлительно и приступить к исполнению приказа его величества тотчас же по получении сего.
Дано во дворце Уайтхолл.
Carolus Rex».
– Итак, я ваш узник, – сказал сэр Мармадьюк, складывая бумагу и возвращая ее капитану.
– Не мой, сэр Мармадьюк! Помилуйте, не мой, а короля!
– Куда же меня повезут?.. Ах, я забыл! Мне не полагается задавать вопросы...
– Место назначения указано в приказе.
– И время также!
– Сожалею, но это так, – сказал Скэрти, делая вид, что его тяготит выполнение этой обязанности. – Вы читали приказ и понимаете, что я должен повиноваться беспрекословно.