— Что-то делать — плохо, ничего не делать — тоже плохо, — пробормотал он себе под нос и отвернулся от окна. Он даже не знал, сколь долго смотрел на горящий стадион, и подавлял желание взглянуть на часы. Сдаться крысе-панике так легко, он уже практически к этому подошел, но, если бы он сдался, она быстро набросилась бы и на остальных. Прежде всего на Алису. Алисе пока удавалось сохранять контроль над собой, но она балансировала на грани его п??тери. На грани очень тонкой. «Такой тонкой, что через нее можно читать газету», — могла бы сказать его играющая в «Бинго» мать. Сама еще будучи ребенком, Алиса держалась прежде всего ради другого ребенка, чтобы тот не впал в отчаяние.
Другой ребенок. Джордан.
Клай поспешил в холл, заметил, что у двери по-прежнему нет четвертого рюкзака, и увидел спускающегося по лестнице Тома. Одного.
— Где пацан? — спросил Клай. Уши у него начали прочищаться, но даже собственный голос пока доносился издалека, как голос другого человека. И он подозревал, что с этим ему придется жить какое-то время. — Ты вроде бы собирался помочь ему сложить вещи… Ардай говорил, что он принес из общежития походный мешок…
— Он не пойдет. — Том потер щеку. Выглядел он усталым, грустным, рассеянным. А еще, учитывая, что от усов осталась только половина, и смешным.
— Что?
— Убавь громкость, Клай. Я не создаю новости, только их докладываю.
— Тогда, ради Бога, скажи, о чем ты говоришь?
— Он не пойдет без директора. Он сказал: «Вы меня не заставите». И если ты серьезно думаешь о том, что уйти мы должны сегодня, я полагаю, он прав.
Алиса появилась из кухни. Она умылась, завязала волосы на затылке, надела новую рубашку, почти до колен, кожа у нее горела. Клай полагал, что точно так же блестит кожа и у него. Наверное, им еще повезло, что обошлось без волдырей.
— Алиса, — Клай повернулся к девушке, — мне нужно, чтобы ты пустила в ход свои женские чары и уговорила Джордана. Он упрямится…
Она проскочила мимо него, словно он обращался не к ней. Упала на колени рядом со своим рюкзаком, раскрыла, начала лихорадочно в нем рыться. Он в недоумении наблюдал, как она выбрасывает из рюкзака вещи. Посмотрел на Тома, увидел на его лице понимание и сочувствие.
— Что такое? — спросил он. — Ради Бога, в чем дело? — Он почувствовал то самое раздражение, которое частенько вызывала у него Шарон в тот последний год, когда они еще жили вместе, и ненавидел себя за то, что в такой момент позволил себе пойти на поводу у эмоций. Но, черт побери, только новых осложнений им сейчас и не хватало. Он провел рукой по волосам. — В чем дело?
— Посмотри на ее запястье, — ответил Том.
Клай посмотрел. Увидел только грязный кусок шнурка, но кроссовки не было. Почувствовал, как засосало под ложечкой. Может, все было не так уж и абсурдно. Если кроссовка так много значила для Алисы, предположил он, может, в ней что-то было. Даже если это обычная кроссовка.
Запасные футболка и свитер (с надписью на груди «ГЕЙТЕН БУСТЕРС КЛАБ»), которые она уложила в рюкзак, полетели на пол. Покатились запасные батарейки. Фонарик упал, пластмассовая крышка, закрывавшая стекло, треснула. Этого хватило, чтобы убедить Клая, что он имеет дело не со скандалом, какие устраивала Шарон Ридделл из-за отсутствия в доме орехового кофейного напитка или мороженого «Чанки Манки». Нет, Алису охватил безотчетный ужас.
Он подошел к Алисе, присел рядом, взял за запястья. Чувствовал, как летят секунды, складываются в минуты, которые они могли бы использовать для того, чтобы уйти из города. Но также чувствовал, с какой частотой бьется ее сердечко. И видел ее глаза. Их переполняла не паника, а агония, и Клай осознал, что в этой маленькой кроссовке для нее сложилось все: мать и отец, подруги, Бет Никерсон и ее дочь, ад Тонни-Филд, все.
— Ее тут нет! — взвизгнула Алиса. — Я думала, что запаковала ее, но ошиблась! Я нигде не могу ее найти!
— Не можешь, маленькая, я знаю. — Клай все держал ее за руки. Поднял одну, с повязанным на запястье шнурком. — Видишь? — Подождал, пока взгляд сфокусируется на запястье, потом коснулся свободных концов под узлом, где раньше был второй узел.
— Какие они длинные, — сказала она. — Раньше они не были такими длинными.
Он попытался вспомнить, когда в последний раз видел кроссовку. Говорил себе, что вспомнить такое невозможно, учитывая последние события, а потом вдруг понял, что вспомнил. И очень отчетливо. Он видел кроссовку, когда Алиса помогала Тому поднять его на ноги, после взрыва второй цистерны с пропаном. Девушка была вся в крови, обрывках материи, ошметках плоти, но кроссовка болталась у нее на запястье. Он попытался вспомнить, была ли кроссовка при ней, когда она ударом ноги сбросила горящий торс с пандуса. И решил, что нет. Точно сказать не мог, но решил, что в тот момент кроссовки при ней уже не было.
— Она отвязалась, маленькая. Отвязалась и упала.
— Я ее потеряна? — Она не могла в это поверить. На глазах выступили первые слезы. — Ты уверен?
— Более чем.
— Она приносила мне удачу. — Слезы катились по щекам.
— Нет, — подошедший Том обнял ее за плечи. — Твоя удача — мы.
Она посмотрела на него.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что нас ты нашла первыми, — ответил Том. — И мы по-прежнему с тобой.
Она обняла их обоих, они — ее и друг друга, и на какое-то время они застыли тесной кучкой, среди разбросанных по полу вещей Алисы.
Огонь добрался до лекционного корпуса, который директор назвал Хэкери-Холл. Потом, где-то к четырем часам утра, ветер стих и уже не мог разносить его дальше. Когда рассвело, кампус Гейтенской академии вонял пропаном, сгоревшим деревом и большим количеством сгоревших тел. Яркое небо идеального октябрьского утра Новой Англии пятнал поднимающийся столб серо-черного дыма. И резиденция директора Читэм-Лодж оставалась обитаемой. В конце концов сработал принцип домино: директор не мог путешествовать без автомобиля, путешествие на автомобиле не представлялось возможным, а Джордан не хотел уходить без директора. И Ардай не смог его убедить уйти. Алиса же, смирившаяся с потерей талисмана, отказалась уходить без Джордана. Том не пошел бы без Алисы. И Клай не мог заставить себя уйти без этой парочки, хотя и ужаснулся, обнаружив, что эти двое, только-только появившиеся в его жизни, временно стали для него важнее собственного сына. При этом он по-прежнему верил, что им придется заплатить высокую цену за содеянное на Тонни-Филд, если они останутся в Гейтене, не говоря уж о том, что их найдут на месте преступления.