Среди тысяч зрителей Клай видел людей, которых знал, и его это не удивляло: именно так и бывало во снах. То ты в телефонной будке с учительницей из первого класса, а минутой позже уже на обзорной площадке «Эмпайр-Стейт-Билдинг» со всеми тремя членами группы «Дестинис чайлд».
В этом сне «Дестинис чайлд» не было, зато Клай увидел голого молодого человека, который пронзал воздух автомобильными антеннами (теперь одетого в кожаные штаны и чистую белую футболку), мужчину с большим рюкзаком, который называл Алису маленькой мэм, и хромающую бабульку. Она указала на Клая и его друзей, которые стояли на пятидесятиярдовой линии [119] , потом заговорила с женщиной, стоявшей рядом… Клай не удивился, увидев, что это беременная невестка мистера Скоттони. «Это банда из Гейтена», — сказала хромающая бабулька, и пухлая верхняя губа беременной невестки мистера Скоттони приподнялась в злобной усмешке.
«Помогите мне! — крикнула женщина, которая стояла на платформе рядом с Томом. Обращалась она к невестке мистера Скоттони. — Я тоже хочу родить ребенка, как и вы. Помогите мне!»
«Тебе следовало думать об этом, пока было время», — ответила невестка мистера Скоттони, и тут Клай осознал, как и в прошлом сне, что на самом деле никто не говорит и общение телепатическое.
Порватый начал обход платформ, поднимал руку над головой каждого, к кому подходил. Руку ставил, как Том над могилой директора: ладонью вниз, чуть искривив пальцы. Клай видел какой-то идентификационный браслет на запястье Порватого, может, из тех, медицинских, которые осуществляют постоянный мониторинг и в случае чего поднимают тревогу, и вдруг понял, что к стадиону подведено электричество: лампы на осветительных мачтах сияли. Понял он, и каким образом Порватый мог держать руку над каждым, хотя они и стояли на платформах: шел он не по земле, а по воздуху, на четырехфутовой высоте.
«Ессе homo — insanus», — говорил он. — «Ессе femina — insana». И всякий раз толпа ревела в ответ: «НЕ ПРИКАСАЙСЯ!» — в унисон, и мобилолюди, и норми. Потому что теперь разницы не было. Во сне Клая они не отличались друг от друга.
Он проснулся во второй половине дня, ближе к вечеру, свернувшись в клубок, обхватив плоскую мотельную подушку. Выйдя из номера, увидел Алису и Джордана, которые сидели на бордюрном камне между стоянкой и номерами. Алиса обнимала Джордана за плечи. Его голова лежала на плече Алисы, рукой он обнимал девушку за талию. Волосы Джордана на затылке торчали во все стороны. Клай сел рядом с ними. Дорога, ведущая к шоссе 19 и штату Мэн, практически пустовала, если не считать фургона почтовой службы «Федерал экспресс», стоявшего на разделительной полосе с вскрытыми задними дверцами, и врезавшегося в него мотоцикла.
Клай сел рядом с ними.
— Вам…
— Ессе puer, insanus, — ответил Джордан, не отрывая головы от плеча Алисы. — Это я.
— А я — femina, — добавила Алиса. — Клай, есть в Кашваке стадион? Если есть, я и близко не подойду к этому месту.
За их спинами закрылась дверь. Послышались приближающиеся шаги.
— Я тоже. — Том уселся рядом с остальными. — У меня есть много недостатков, я первый готов это признать, но жажды смерти за мной никогда не замечалось.
— Точно сказать не могу, но, по-моему, там есть только начальная школа, — ответил Клай. — А дети постарше на автобусах ездят в Ташмор.
— Это виртуальный стадион, — вставил Джордан.
— Что? — переспросил Том. — Ты хочешь сказать, как в компьютерной игре?
— Именно как в компьютерной игре. — Джордан поднял голову, не отрывая глаз от шоссе, которое уходило к Сэнфорду, Беруиксу, Кент-Понду. — Не важно, мне на это наплевать. Если они не прикоснутся к нам — ни мобилолюди, ни норми, кто прикоснется? — Клай никогда не видел такой взрослой боли в глазах ребенка. — Кто прикоснется к нам?
Ему не ответили.
— Порватый прикоснется к нам? — Джордан чуть возвысил голос. — Порватый прикоснется к нам? Возможно. Потому что он наблюдает, я чувствую, он наблюдает.
— Джордан, ты преувеличиваешь, — сказал Клай, понимая при этом, что версия Джордана не лишена логики. Если им посылают такой сон, сон о платформах, тогда, возможно, Порватый действительно наблюдает за ними. Не зная адреса, письмо не отправляют.
— Я не хочу идти в Кашвак, — заявила Алиса. — Мне все равно, была там сотовая связь или нет. Я скорее пойду в… Айдахо.
— Я все равно пойду в Кент-Понд, прежде чем идти в Кашвак, Айдахо или куда-то еще, — напомнил Клай. — Пути туда — еще две ночи. Я хотел бы, чтобы вы пошли со мной, но если такого желания у вас нет… я пойму.
— Клаю нужно довести дело до конца, так давайте составим ему компанию, — предложил Том. — А потом решим, как жить дальше. Если, конечно, нет других вариантов.
Других вариантов не было.
Нa шоссе 19 частенько встречались участки, иной раз в четверть мили, на которых вообще не было ни одного автомобиля, и это поощряло спринтеров. Такое прозвище Джордан придумал для кретинов, которые плевать хотели что на чужую жизнь, что на свою, и проносились мимо на огромной скорости, обычно по осевой, с включенным дальним светом.
Клай и остальные замечали приближающиеся огни фар издалека, торопливо сбегали с проезжей части и даже с обочины в кусты, если видели впереди брошенный или разбитый автомобиль. Джордан называл их рифами для спринтеров. Спринтер проносился мимо, люди в кабине что-то вопили (почти наверняка успели как следует набраться). Если на дороге стоял один брошенный автомобиль (маленький риф для спринтеров), водитель обычно объезжал его и ехал дальше. Если дорога была полностью заблокирована, спринтер все равно пытался миновать затор, а если не получалось, он и пассажиры бросали автомобиль и продолжали путь на восток пешком, пока не находили новый, такой же быстрый, позволяющий хоть немного, но поразвлечься. Клай представлял их путь как череду рывков, а самих спринтеров полагал говнюками, от которых можно было ждать только неприятностей. А неприятностей в этом новом мире и так хватало. В отношении Пушкаря его предположения полностью подтвердились.
Он был четвертым спринтером, который встретился им в первую ночь на шоссе 19. Когда свет фар выхватил их из темноты, стоящих на обочине, он прежде всего обратил внимание на Алису. Высунулся из окна, ветер сдувал с лица длинные черные волосы, и прокричал: «Отсоси у меня, ты, маленькая сучка!» — проносясь мимо в черном «кадиллаке-эскаладе». Пассажиры визжали и махали руками. Кто-то крикнул: «Как ты сказал!» Для Клая крик этот прозвучал как абсолютный экстаз, выраженный с выговором Южного Бостона.