— Я не курю.
— Может быть, тебе неприятно, что я курю?
— Нет, мне это все равно. Я просто сама не хочу курить, мне даже сама мысль об этом неприятна. — Она прикрыла глаза и запрокинула голову, позволяя свежему ветерку ласкать шею.
— Это как-то связано со здоровьем?
Она покачала головой:
— Нет, тут дело в зависимости. Мне непереносима сама мысль о том, что потом я не смогу без них. Это меня пугает.
— Пугает? — удивленно переспросил Дэниел. — Довольно странно слышать это от девушки, которая не боится ни медведей, ни террористов, ни змей.
Зайла открыла глаза.
— Ты так считаешь? — Внезапно она поднялась на ноги. — Ты сказал, что поблизости есть ручей.
— Да, внизу, у подножия холма, возле кустов тамариска. — В наступившей тишине Дэниел с трудом различал ее лицо. Ее плечи были странно напряжены. Он медленно потушил сигарету о землю. — Подожди, я тебе покажу.
— Нет, ничего. Я найду сама. — Она уже почти бегом спускалась вниз по склону.
Дэниел пробормотал что-то себе под нос и осторожно пошел за ней. У этих женщин настроение меняется чуть не каждую минуту! Только что она была просто испуганной маленькой девочкой, льнущей к нему в темноте пещеры, потом сразу же превратилась в зрелую женщину, сдержанную и сильную. А теперь вдруг ведет себя нервно, как тот горячий конь, верхом на котором она была снята на фотографии. Если ему приспичило влюбиться в женщину, то неужели нельзя было выбрать кого-нибудь более предсказуемого?
Он только сегодня познакомился с ней, а она уже пробудила в нем целый водопад самых разнообразных ощущений. Желание, нежность, стремление защищать, ревность… Если бы его мозги не помутила ревность к этому ее драгоценному Дэвиду, он бы был гораздо более дипломатичен в заявлении своих прав на нее. Ясно было, что он напугал ее. Все равно, он должен был заявить о своих правах на нее перед тем, как передать ее Клэнси. Дэниел знал это с той минуты, когда сел рядом с ней в самолете. Это было так, как будто все кусочки мозаики встали наконец на свои места. А со стороны все это кажется полным безумием!
Дэниел все еще хмурился, подходя к тамарисковым зарослям. Зайла наверняка считает его ненормальным: бывший наемник, грубый и неотесанный, вторгся в ее жизнь, разбрасывая вокруг бомбы, и заявил, что она будет принадлежать ему, нравится ей это или нет. Чему теперь удивляться, если девушка так нервничает?
Ему надо бы сдержать нетерпение и быть мягким и воспитанным. Подумать только, ей всего двадцать один! Студентка, которой, должно быть, не приходилось сталкиваться с людьми его профессии. А что он сам делал в двадцать один год? Сначала Вьетнам, потом Центральная Африка, потом… Он даже не мог припомнить все страны, все войны, всех женщин, которые были рядом с ним. Надо очень постараться, чтобы прожитые годы не встали между ними стеной. Ну ничего, теперь он будет исключительно сдержанным, спокойным, и возможно…
Все благие намерения быть сдержанным разом вылетели у него из головы. Зайла стояла на коленях около ручья. Она сняла хлопчатобумажную рубашку и спустила с плеч бретели кружевного лифчика. Она умыла лицо и плечи белым носовым платком. Дэниел узнал тот платок, который дал ей еще в самолете. Золотистые, выгоревшие на солнце волосы рассыпались и укрыли ее легким шелковистым плащом. Зайла подняла руку, чтобы отвести их назад, за спину, потом опять опустила платок в воду и слегка отжала, прежде чем медленно, с наслаждением провести по руке от плеча до запястья.
У Дэниела перехватило дыхание. Ему вдруг представилось, что эти руки скользят по его телу. Он словно наяву ощутил, как нежные ладони гладят кожу. Его сердце бешено колотилось, а желание растекалось по телу горячими волнами.
Дэниел стоял очень тихо, не шевелясь, но Зайла, видимо, почувствовала его присутствие, повернула голову и замерла, словно испуганный олень. Когда она узнала его в полутьме, то натянуто рассмеялась.
— Видимо, я нервничаю больше, чем думала. Ты напугал меня. — Напряжение исчезло из ее движений. Она опять нагнулась над ручьем, чтобы намочить платок. — Это так замечательно! Я отдам тебе платок через минуту, вот только смою пот и песок. А то, наверное, я умру.
— Не торопись. — Его голос был необычно низким и хриплым, и от всей его мощной фигуры исходила такая сила, что Зайла опять заволновалась. Она вдруг сообразила, что полураздета, и решила поскорее накинуть на себя рубашку. До чего же глупо! Она сейчас раздета не больше, чем обычно на пляже, а в такой ситуации приходится думать скорее о практичности, чем о скромности.
— Жалко, что у меня не во что переодеться, — сказала она с наигранной веселостью.
— У меня в рюкзаке есть свежая рубашка, можешь ее взять. — С этими словами Дэниел медленно двинулся к ней. — Она, правда, будет тебе до колен, но зато чистая. — Он остановился рядом, надежный, непоколебимый, как скала. — Пойду принесу ее.
Зайла покачала головой.
— Но тогда тебе самому будет не во что переодеться. А я и так слишком многим тебе обязана. — Она подняла голову, чтобы посмотреть на него. — Знаешь, я ужасно благодарна тебе. Извини, что не сказала этого сразу.
— Мне не нужна твоя благодарность. — Дэниел опустился на траву. — Хотелось бы получить от тебя многое, только не благодарность. — Он положил автомат на землю рядом. Его пальцы быстро расстегивали рубашку, которую он тут же сбросил. Склонившись над ручьем, он начал тереть лицо и шею с энергией, которая отличала все его действия. При каждом движении выпуклые мускулы спины и плеч перекатывались под бронзовой кожей, и Зайла не могла оторвать от них глаз. По общепринятым меркам Дэниел вовсе не красавец, и, казалось бы, ей нечего приходить в такое волнение. Все, что у него было, — это мощная мужская грация римского гладиатора. И все? Но Зайле этого было достаточно, чтобы колени начали подгибаться, а руки так задрожали, что она чуть не выронила платок.
Теперь Дэниел плескал холодной водой на грудь, поросшую огненно-рыжими волосами, и она наблюдала, как капли воды стекают по его коже. У нее мелькнула дикая мысль нагнуться и слизнуть эти капли. Зайла была поражена. Это же самое настоящее желание! Несмотря на все убеждения психиатра, которого она посещала каждую неделю в течение последних шести лет, девушка не верила, что когда-либо испытает это чувство. Однако, чем еще могло быть это охватившее ее стремление?
Зайла чувствовала, как ее грудь набухает, а соски становятся твердыми от этого странного чувства. Она хотела прикрыть грудь руками, но это только привлекло бы его внимание. Вместо этого она схватила с земли свою рубашку.
— Нет! — послышалось рядом.
Она быстро посмотрела на него округлившимися глазами.
Дэниел не сводил взгляда с ее полной груди, прикрытой лишь тонким кружевом. Его лицо выражало такую чувственность, что у нее перехватило дыхание.
— Подожди, — сипло сказал он. — Подойди ко мне.