Да это же сам Мрадхон Вис, легок на помине… Он появился так тихо и неожиданно, что на него никто не обратил внимания. Подняв голову, дама взглянула на него. Какое лицо, думал про себя Каппен, оно заслуживает песни, пусть даже печальной. Поглядев на Мрадхона, дама тихонько поднялась на ноги и в сопровождении своего молчаливого спутника направилась к черному ходу таверны. Вслед им повернулись лишь несколько голов, да и то по привычке. Каппен ощутил легкое покалывание в затылке. Ему было знакомо это чувство, и он коснулся висящей на шее серебряной змейки… подарка, амулета против заклинаний, куда более сильного, чем все эти благословленные жрецами побрякушки… срабатывавшего в нужную минуту. Все больше росло в нем тяжелое предчувствие, ибо никто более в таверне не замечал… как Мрадхон Вис и его странная спутница уходили, связанные зловещей целью и скрытой угрозой.
Все более непонятные вещи творились в Санктуарии… смерть вынуждала людей искать защиты у чародеев, а простой человек был рад получить покровительство, ибо когда умирают сильные мира сего, то в этом чаще всего замешано волшебство, выбирающее себе жертвы, хотя, возможно, дело не только в этом. Погиб Сджексо Кинзан, при жизни бывший обычным бандитом. Каппен размышлял, в самом ли деле у него есть магическая защита или это просто кулон… а Мрадхон Вис и дама поравнялись с ним…
Каппен поднял глаза вверх, и дама ответила ему. В ее чертах певец нашел куда больше знакомого, чем ему хотелось бы. Покалывание резко усилилось, когда он, словно зачарованный, смотрел на женщину, растворяясь в ее смертоносном взоре. Его жизнь казалась Каппену висящей на тонкой ниточке, которую столь легко оборвать. «Ты красивая, — пробормотал певец, ибо правилом амулета, если он вообще действовал, было три верных слова, — ты опасна и не принадлежишь здешнему миру».
Нагнувшись, женщина взяла со стола его чашу и поднесла к губам. Сделав глоток, поставила на место. В ее жестах, преисполненных не то насмешки, не то злобы, таилось то, что кроме Мрадхона, мог разобрать лишь сам Каппен. Он смотрел на нее с ясной головой и осознанием того, что эта женщина сулит своим присутствием лишь горе.
В улыбке дама показала красивые белые зубы, а ее восхищенный взгляд свидетельствовал, что Каппен ей приглянулся… Она поняла его стремление носить хорошую одежду, отличавшую его от других завсегдатаев, его желание быть обходительным в любой ситуации, словом все, что отличало певца от остальных людей. Но главное… она знала, что Каппен сопротивляется ей. Отойдя от Варры, дама направилась к двери, предусмотрительно распахнутой Мрадхоном, и вышла наружу под вой ветра и грохот закрывшейся двери. Каппену захотелось вина… но он решил не трогать кубок, из которого женщина сделала глоток. Он придвинулся к столу, на миг заглушив людские разговоры стуком и скрежетом стула. Задумавшись, Варра не решался пока выйти в туман аллеи.
Мрадхон Вис, связанный с этой женщиной; мертвый, без малейшего следа насилия, Сджексо и Ганс, исчезнувший, чтобы на удивление всему Лабиринту выслеживать обидчика.
Ганс отправился на дело, где его запросто могут убить, размышлял Каппен. Певец чувствовал, что его чувства к воришке продиктованы не только совместными возлияниями, но и тем, что невысокий бандит и грабитель отчаянно пытался найти свой стиль в одежде, пускай его приобретения и были не слишком-то гармоничны. А этот его плащ… Боже мой, внутренне содрогнулся Каппен. Принимая во внимание обычное проявление интересов и занятий завсегдатаев таверны, все это выводило Ганса из общего ряда.
Ганс шел на дело, продолжал предаваться размышлениям Каппен. Куда безопаснее вести наблюдение самому, чем стать объектом чужого умысла. Каппен тихонько приоткрыл дверь и, придерживая шпагу, тихонько шагнул в темноту, припомнив, что Сджексо именно так ушел прошлой ночью. Снаружи никого не было, и только на углу была свалена огромная гора пустых бутылок и разного мусора. Женщина в черном плаще вместе с угрюмым спутником исчезли, и Каппен не смог догадаться, по какому из путей они направили свои стопы.
Терпение было вознаграждено. Хвала богам, Вис, и эта Ишад… вместе! Ганс ужом скользнул под своды деревьев, схватившись рукой за кинжал в левом сапоге. Грядет отмщение, и если Йорлу нужна женщина, то Вис станет частью сделки. Остудив пыл и умерив дыхание, Ганс решил сначала разобраться с поручением Йорла, чтобы убедить потом того решить проблему с Висом, дабы Ганс мог спокойно ходить по улицам Лабиринта. Доложишь, приказал Йорл, и, во имя богов, Ганс был готов это сделать, лишь бы он не оставил его своим покровительством…
Парочка направилась не к дому Ишад, как предполагал Ганс, а совсем в другую сторону, к Серпантину. Сплюнув, Шедоуспан выскочил из укрытия, и хоронясь под древесным пологом аллеи, осторожно обошел их и приблизился к улице. Луна еще не взошла, и город был слегка подсвечен ползущим из гавани туманом, предвещавшим одну из тех ночей, когда лунный свет тонет в молочном мареве. Самое время для воров, а простому прохожему не стоит и носа казать на улицу.
Парочка двинулась вверх по Серпантину, напоминая портовых шлюх… впрочем, ночь в Лабиринте подшучивала над прохожими: плащи, маски, яркие краски тонули в темноте, когда благожелательная тьма прятала следы ветхости и небрежения. В темноте мужчина и женщина казались вовсе не теми, кем являлись на самом деле. В плаще с высоким куколем женщина вполне могла сойти за возвращающегося домой жреца, сопровождаемого угрюмым нелюдимым телохранителем.
Ганс следовал за ними, держась среди отдельных прохожих, и следует признать, делал это с немалой сноровкой.
…Ну вот, теперь, по крайней мере, стало понятно, чем занимается Ганс. Все мысли Каппена Варры о нем, как о нетерпеливом и непоседливом парне, развеялись. Каппен задержался на углу, не выпуская троицу из виду, и бросил взгляд через плечо, с какой-то странной мыслью о процессии на темной улице… эта женщина с Висом, за ними Ганс, а вот теперь еще и он. Хоть бы за ним никто не следил!
Ганс скользнул вверх по улице, прячась за спинами прохожих с удивительной, на взгляд певца, сноровкой… ему и в голову не приходило, что тот может взяться за такое дело. У Каппена никогда не возникало желания повнимательнее присмотреться к маленькому вору, но теперь он не мог не признать, что помимо страстей, кинжалов и его тщеславия существовала и некая другая причина, а это уже грозило опасностью. Отметив это, певец пришел к выводу, что единственным разумным выходом может стать возвращение в таверну. Там можно будет принять участие в игре, надеясь на крупное везение, а Ганса выбросить из головы и не думать о нем до тех пор, пока того не найдут хладным трупом, как Сджексо. Несомненно, вор отправился навстречу своей гибели. Интрига ли… подозрение, что за всем этим кроется нечто большее… уверенность, что Ганс не знает, на что идет, и, паче чаяния, думает, что его шпага может сослужить добрую службу… Каппен решил, что стоит попытаться остановить ослепленного мщением лунатика и уговорить его бросить свою затею. В подобной ситуации Ганс мог оказаться единственным союзником. Одного взгляда женщины оказалось достаточно, чтобы певец представил себе окоченевший труп вора на пороге таверны, а через день свой собственный… Ужасная мысль, и не без оснований. Чтобы остановить Ганса, нужно сначала поймать его, а это все равно, что гнаться за тенью. Каппен не привык чувствовать себя скованным в действиях, походя тем самым на бездельников, бесцельно шатающихся по улицам Лабиринта, и тут всегда на помощь приходило самообладание.