И еще она испытывала удивительное удовольствие от знанья того, что ее ожидает в дальнейшем, от уверенности, что в будущем не прячутся болезненные и неприятные сюрпризы. Удовольствие знать, например, что ей осталось привести в порядок всего два номера, после чего они с Пэм спустятся вниз на служебном лифте и выйдут из отеля через служебный вход. По пути к автобусной остановке (теперь Рози легко ориентировалось в маршрутах оранжевой, красной и голубой автобусных линий) они, скорее всего, забегут на минутку в «Горячий горшок», чтобы пропустить по чашечке кофе Простые вещи Простые удовольствия. Мир может быть и хорошим. Наверное, она знала об этом в детстве, а потом забыла. Теперь заново усваивала эту истину, и уроки доставляли ей радость. Она не обрела всего, что хотела, и до этого еще очень далеко, но пока у нее нет причин для недовольства… тем более, когда не знаешь, что поджидает тебя впереди. Будущему придется повременить до тех пор, пока покинет «Дочерей и сестер» однако ее не оставляло ощущение скорых перемен она чувствовала, что следующая комната в «Дочерях и сестрах», которая освободится по причине отъезда жильца, будет ее.
На полу перед открытой входной дверью номера шестьсот двадцать четыре выросла чья-то тень, и прежде, чем она успела сообразить, куда же ей спрятать недоеденный банан — а о том, чтобы встать с кресла, она даже и не подумала, — в номер вошла Пэм.
— Привет детка, — бросила она и хихикнула, увидев по-детски испуганное лицо Рози.
— Пэм, прошу тебя, никогда так не делай больше, ладно? Меня едва не хватил сердечный приступ!
— Да ну, не думай, что тебя выгонят за то, что ты села в кресло и ешь банан, — беззаботно сказала Пэм. — Знала бы ты, что творится в этих номерах иногда!.. Что у тебя осталось, двадцать второй и двадцатый?
— Да.
— Помочь?
— Нет, тебе совсем не обязательно.
— С удовольствием, — произнесла Пэм. — Честно, вдвоем мы справимся с ним за пятнадцать минут. Ваше решение, леди?
— Я говорю да, — с признательной улыбкой ответила Рози. — Сегодня в «Горячем горшке» плачу я — за кофе и пирожное, если захочешь.
Пэм расплылась в улыбке.
— Если у них не кончились те, с шоколадным кремом, боюсь, тебе придется раскошелиться.
Хорошие дни — четыре недели хороших дней, несмотря ни на что.
Той ночью, лежа на своей койке, подложив руки под голову, глядя в темный потолок и слыша приглушенные всхлипывания женщины через несколько коек слева от нее — женщины, появившейся только накануне вечером, — Рози подумала, что прожитые дни можно считать хорошими по отрицательной причине: в них не было Нормана. Она чувствовала, однако, что в скором времени одного лишь его отсутствия не хватит, чтобы заполнить их и сделать приятными.
«Подожди еще немножко, — сказала она себе, закрывая глаза. — Пока того, что
ты имеешь, достаточно. Простые, ничем не омраченные дни работы, еды, сна… без Нормана Дэниэлса».
Ее сознание помутнело, мыслящая часть отделилась, и в голове снова зазвучал голос Кэрол Кинг, поющий колыбельную, под которую она засыпала почти каждый день: «На самом деле я — Рози… я — Рози Настоящая… советую поверить мне… со мною шутки плохи…»
Затем последовала темнота, а за нею ночь — и таких становилось все больше, — когда ей не снились плохие сны.
Когда в следующую среду Рози и Пэм Хейверфорд спускались после работы в служебном лифте, Рози обратила внимание на нездоровый, необычно бледный вид Пэм.
— Все из-за месячных, — пояснила та, когда Рози выразила озабоченность. — Не знаю почему, но в этот раз болит жутко.
— Зайдем на чашечку кофе?
Пэм на мгновение задумалась, затем отрицательно покачала головой.
— Отправляйся без меня. Все, о чем я сейчас мечтаю, — это вернуться в «Дочери и сестры» и найти свободную спальню, пока не вернулись с работы остальные и не начался обычный гомон. Проглочу таблетку мидола и посплю пару часиков. Может, после этого снова почувствую себя человеком.
— Я пойду с тобой, — сказала Рози. Двери раскрылись, и они вместе вышли из лифта. Пэм покачала головой.
— Не стоит. — Ее лицо вспыхнуло короткой улыбкой. — У меня хватит сил, чтобы доковылять самой, а ты не настолько юна, чтобы не выпить чашку кофе без эскорта. Как знать — возможно, тебя ждет что-нибудь интересное.
Рози вздохнула. На жаргоне Пэм под «чем-нибудь интересным» всегда подразумевается мужчина, предпочтительно с рельефной мускулатурой, которая выделяется под тонкой, плотно облегающей торс футболкой, как геологические образования на теле планеты; что касается Рози, то она полагала, что сможет легко обойтись без подобных мужчин до самого конца жизни.
Кроме того, она замужем. Когда они вышли из отеля на улицу, Рози посмотрела на руку, на которой были надеты два кольца: золотое, полученное в день свадьбы, и обручальное с бриллиантом. Насколько этот случайно брошенный взгляд определил то, что случилось позже, она могла только догадываться, однако после него обручальное кольцо, о котором при обычном порядке вещей она даже не вспоминала, почему-то переместилось из глубин сознания на его поверхность. Бриллиант весил чуть больше карата и по ценности намного превосходил все остальные подарки, полученные ею от мужа за совместно прожитые годы, но до сего дня ей и в голову не приходило, что кольцо принадлежит ей, и она может избавиться от него, если захочет (причем избавиться таким способом, какой сочтет наиболее подходящим).
Рози проводила Пэм до автобусной остановки за углом следующего от отеля квартала и осталась с ней, несмотря на протесты Пэм, заявлявшей, что в этом совершенно нет необходимости. Нездоровый вид Пэм вызвал у нее серьезное беспокойство. С лица подруги исчез привычный румянец, под глазами появились темные круги, тонкие морщинки шли от уголков рта, сжатого с болезненной напряженностью. Кроме того, Рози приятно было ощущать, что она заботится о ком-то, а не наоборот. Собственно, она уже решила было сесть в автобус вместе с Пэм и проводить до «Дочерей и сестер», чтобы не волноваться потом, не зная, добралась та или нет, но в конце концов желание побаловать себя чашечкой ароматного кофе (и, наверное, вкусным пирожным) взяло верх.
Она осталась на тротуаре и помахала рукой Пэм, которая села у окна. Пэм помахала в ответ, и автобус тронулся. Рози еще секунду-другую постояла на месте, затем развернулась и зашагала по бульвару Хитченса в направлении «Горячего горшка». Ее мысли вернулись к столь памятной первой прогулке по городу. Большая часть событий и впечатлений того утра не сохранилась в памяти — лучше всего ей запомнилось смешанное чувство страха и полной растерянности, — однако по меньшей мере две фигуры отчетливо выделялись на блеклом фоне, как две скалы, вырастающие из тумана: беременная женщина и мужчина с рыжими усами. Особенно он. Прислонившийся плечом к дверному косяку, с пивной кружкой в руке, провожающий ее взглядом. Говорящий (эй крошка эй крошка) ей что-то. Какое-то время воспоминания полностью занимали ее мысли, как это бывает только с самыми тяжелыми и неприятными впечатлениями — о тех моментах, когда не находишь себе места от отчаяния, не в силах хоть как-то взять под контроль течение собственной жизни, и она прошла мимо «Горячего горшка», даже не заметив его; в ее затравленном пустом взгляде застыл страх. Она думала о том, что мужчина, стоявший в двери бара с кружкой пива в руке, напугал ее и напомнил о Нормане. И дело не в похожести черт лица; скорее, сходство между ним и Норманом проявлялось в позе. Он стоял в двери, и у нее создалось впечатление, будто все его мышцы напряжены, готовы в любую секунду прийти в движение, достаточно лишь малейшего знака внимания с ее стороны…