– Но нет снега, – Элизабет поудобнее устроилась на его плече.
– Снега там не бывает. До приезда сюда я никогда не видел снега. И тосковать о нем я, похоже, не стану. В Гарвании все ярко, сочно, пышно.
Подняв голову, она посмотрела на него.
– Если тебе хочется увидеть нечто величественное, я могу отвезти тебя к Ниагарскому водопаду. А если испытываешь желание взглянуть на что-то яркое, то у нас есть Разрисованная пустыня. Она даст сто очков твоей Цумаре.
– Американцы и в самом деле, как я убедился, готовы соперничать со всеми во всем. Уверяю тебя, я вовсе не собирался принижать красоты твоей страны.
– От всей души надеюсь, что нет. Может быть, вы и опередили нас в духовном отношении, но мне кажется, что в практическом смысле вам тоже есть чему поучиться у нас.
– Не сомневаюсь. Ты уже научила меня таким вещам, о которых я раньше не имел представления и не задумывался о них. – Джон тронул пальцем кончик ее носа. – Любви. Уважению. Страсти. Ты прекрасный учитель, Бет.
– Да ну? – У нее вдруг сжалось горло от переполнявших ее чувств. – Надеюсь, что и ты тоже преподашь мне кое-какие уроки. И ты прекрасный наставник.
– Я рад, что ты начинаешь признавать за мной кое-какие достоинства, – улыбка сошла с его лица. – Но есть кое-что, что тебе необходимо осознать. Чувство соперничества – это качество существует не только в Америке. Оно есть и у меня и развито, быть может, даже в большей степени, чем у всех, кого ты когда-либо встречала. Я чуть не умер, когда ты вышла замуж за Марка. Никогда не думал, что я такой собственник. Но оказалось, что я страшный собственник. Комитет принес мне видеопленки и кассеты с записями твоего голоса, и я понял, что влюбился в тебя. Первый раз в своей жизни. – Он усмехнулся. – Это чувство охватило меня против воли, но помешать этому я уже никак не мог. Я признался консулу, что хочу видеть тебя и собираюсь поехать к тебе. И тогда они сообщили мне заключение медицинской комиссии. Как я мог отравить последние дни жизни умирающего, обреченного человека? И я решил ждать своего часа. – Темные глаза его засверкали. – Можешь представить себе, каким мучительным было это ожидание для меня? Осознавать, что он прикасается к тебе, слушает твой смех, что он, а не я – твой муж?! – Джон перевел дыхание. – Мне хочется, чтобы ты почувствовала, каково было мне все это время. Какие муки терзали меня. И вот теперь ты моя. И навсегда останешься моей. Я никому не позволю забрать тебя у меня.
Странное чувство охватило Элизабет. Его чувство собственника проявлялось во всем и без его признания. Ей хотелось тоже быть с ним, принадлежать ему, но… Она отбросила прочь все сомнения и приступ минутного замешательства. Они пережили только первые минуты близости. И время само перемелет то, что их пока разделяет. Ей захотелось внести веселую нотку в этот трудный для них разговор.
– Думаю, что такой обычный и земной человек, как я, должен испытывать благодарность за то, что его величество снизошел до меня. Надеюсь, это занесут в летописи?
Лицо Джона смягчилось.
– Теперь я понимаю, почему наши аналитики сочли, что ты представляешь для нас огромную ценность.
Элизабет была храброй, независимой и любящей натурой. От нее исходило тепло, как от огня в домашнем очаге.
– Это из-за твоих веснушек. Под нашим загаром их не будет видно. Естественно, что нам хотелось, чтобы эта твоя потрясающая особенность нашла продолжение. Ох! – Его палец оказался возле ее рта. – И кусаться ты тоже умеешь!
– А что, у вас зубов нет?
– Вроде бы есть. Но не такие острые, как у тебя. Ты настоящая пиранья.
– А чего ты ждал? История показывает, что Америку осваивали достаточно простые, но весьма предприимчивые люди. И мы умеем наслаждаться самыми обыденными вещами. Тепло очага, хорошая еда, уединенное место для… – Элизабет рассмеялась от всей души. – Где мы могли бы выстроить свой собственный дом, куда можно вернуться вечером. – Положив голову на его плечо, она закончила:
– Обними меня покрепче. Мне хочется, чтобы ты крепко держал меня в своих руках.
– С удовольствием, – Джон тотчас обвил ее руками. В комнате на некоторое время воцарилось молчание. От его рук исходило тепло, словно некое безмолвное послание. – Тебя что-то беспокоит?..
– Да-
– Тебе хочется поделиться этим со мной?
– Нет. Но, наверное, было бы лучше, если бы я это сделала. Ты сказал, что у вас есть какие-то свои планы относительно Эндрю. И в эти планы никак не включен мой дом у мельницы? Так ведь?
– Ты права.
Дрожащим голосом она проговорила:
– Я с этим никогда не соглашусь.
– Мы решили, что Эндрю будет в большей безопасности за пределами Штатов.
– Почему? Мне кажется, что здесь для него самое безопасное место. Америка – самая свободная страна во всем мире.
– Мне не хочется оспаривать это утверждение, но не исключено, что жизнь в свободной стране не даст никаких преимуществ для Эндрю. Демократия держится на мощной системе проверок, что предполагает развитой бюрократический аппарат. Стоит ли рассказывать тебе, как медленно работает эта машина. Нисколько не сомневаюсь, что со временем деятельность агентства Бардо будет осуждена. Но один Господь Бог знает, сколько на это потребуется времени. А что, если случится так: когда обнаружатся уникальные способности Эндрю, общественное мнение обернется против него?
– А куда вы собираетесь переправить его?
– Ты когда-нибудь слышала о такой стране, как Седикан?
– Богатая нефтью страна на Среднем Востоке, где правит шейх?
Джон кивнул.
– Седиканом правит Алекс Бен Рашид – демократически настроенный человек, который желает блага своей стране. Он хочет, чтобы она процветала. – Джон помолчал. – Пока там царит абсолютная монархия, и это означает, что под защитой Рашида Эндрю будет находиться в полной безопасности.
– И что же дальше?
– Шейх дал согласие принять нас и отвечать за нашу безопасность. Его личный самолет будет в маленьком аэропорту, к северу от Рочестера.
– Седикан. Звучит так… экзотически.
– Чудесное место для жизни. Эндрю полюбит Седикан.
– Откуда ты знаешь? – В ее голосе вдруг прозвучали напряженные нотки. – Как ты можешь быть настолько уверенным, что он не будет более счастливым в доме у мельницы?
– Я не могу ответить, где он будет более счастливым. Я говорю только о том, где он будет находиться в большей безопасности, – заметил Джон.
– Лучшего места для ребенка, чем мой дом, и придумать нельзя. Ничто не сравнится с ним, – проговорила Элизабет осевшим от волнения голосом. – Я так люблю свой дом, Джон.
– Знаю, – он еще крепче обнял ее за плечи. – Я же сказал: последнее слово остается за тобой. Ты сама должна принять решение. И если твой выбор остановится на доме у мельницы, я позабочусь о том, чтобы устроить все наилучшим образом.