– Я ее не бросала. – Слова Жан-Марка задели Жюльетту. – Я уже ответила вам, почему ей какое-то время будет лучше обойтись без меня. Через несколько месяцев я приеду к ней в Вазаро и останусь до рождения ребенка.
– А что, если она поймет свое положение прежде, чем вы решите осчастливить Вазаро своим присутствием?
Жюльетту охватила паника, и с минуту она не могла вымолвить ни слова.
– Может, я ошибаюсь, и у нее не будет ребенка. У меня не было полной уверенности.
Жан-Марк молчал.
– Если и так, то ей придется справиться с этим. У нее есть Вазаро и Филипп. Сразу по приезде он пошлет за своей матерью. Нельзя же думать, что я останусь с ней вечно. Ей ведь придется посмотреть в глаза тому, что произошло, не так ли? Она сильнее, чем мы думаем. Видели бы вы, какая она сегодня утром была оживленная, когда Франсуа привез ее…
– Жюльетта! – прервал ее торопливый монолог голос Жан-Марка.
Лицо его расплывалось, и Жюльетта делала невероятное усилие, пытаясь справиться со слезами, застилавшими ей глаза.
Она прошептала:
– Я так боюсь, Жан-Марк. Что, если я ошиблась? Когда я сказала ей, что не еду, у Катрин был такой озадаченный вид. Я попыталась объяснить, но знаю, она не поняла.
– Мне и самому очень затруднительно все уяснить.
– Понимаете, я ведь считала, что она во мне нуждается.
– Так и есть.
– Разве? – Жюльетта покачала головой. – Поначалу да, но теперь я не могу остановиться и ограждаю ее от всего. Я слишком эгоистична.
– Эгоистичны?
– Мне ведь нравилось, что я для Катрин все. Мне было так приятно, что она нуждается во мне. – Жюльетта глубоко и судорожно вздохнула. – Я сегодня долго об этом думала и поняла, что Франсуа был прав: мое присутствие для нее вредно. Однако я не так легко расстаюсь с тем, что мне нужно. Я должна была разом обрубить все концы и отпустить Катрин одну. – Девушка сделала попытку улыбнуться. – Если я окажусь не права, Филипп тут же сообщит мне, и я найду способ сразу же к ней приехать.
– Могу ли я напомнить, что в буквальном смысле слова вы были здесь узницей почти шесть недель, прежде чем нам удалось что-то предпринять. Как же теперь вывезти вас из Парижа?
– Со мной не нужна и малая доля тех предосторожностей, какие понадобились для Катрин.
– Вот как? Как мог я забыть, что о вашем благополучии заботиться не приходится!
Жюльетта согласно кивнула.
– Так что, видите, мое присутствие здесь не так уж безрассудно, как вы думали. Я могу побыть здесь несколько месяцев, а когда Дюпре уедет из Парижа, Франсуа добудет мне бумаги…
– Нет.
– Но почему? Я же объяснила, почему для Катрин будет лучше, если я останусь здесь.
– Но не потрудились подумать обо мне. С какой стати мне укрывать врага революции? Каждую минуту, что вы проводите в моем доме, все, что я имею, находится в опасности. – Жан-Марк цинично усмехнулся. – И я сомневаюсь, что гильотина – это самый гуманный способ остаться без головы. По-моему, ей недостает некоего достоинства.
Жюльетте как-то не пришла на ум мысль о возможной опасности для Жан-Марка. А ее присутствие может стоить ему жизни. Это показалось ей невероятным.
– У вас много друзей в правительстве, не думаю, что это был бы для вас большой риск.
– Когда дом рушится, все разбегаются, чтобы не попасть под обломки. Однако никто не пытается подпереть его.
– Вы могли бы найти способ…
– Вам повезло, что вас еще не раскрыли. – Губы Жан-Марка сжались. – В особенности когда вы разгуливали по улицам Парижа средь бела дня.
– Я же сказала вам, почему пошла на этот риск.
– Я не считаю ваши доводы ни ясными, ни разумными. – Жан-Марк говорил жестко. – Проклятие, вы и слов-то таких не знаете!
– Я попытаюсь найти другое место, где жить. Может, Робера попросить…
– Нет! – Рука Жан-Марка стиснула ножку бокала. – Вы отправитесь в Вазаро, и как можно скорее.
Жюльетта встретилась через стол взглядом с Жан-Марком.
– Хорошо, признаю, что могу оказаться для вас опасной. Что можно сделать, чтобы риск того стоил? Жан-Марк смотрел на вино в своем бокале.
– Ничего.
– Должно же быть что-то, что вам нужно. Вы очень жадный.
– Благодарю вас.
– О, я одобряю этот грех. Все лучшие художники были жадными. Они брали от жизни и людей то, что хотели, и вкладывали в свою работу. И если учесть, сколько они дали взамен, то это самая возвышенная форма алчности.
Жан-Марк, казалось, был поражен.
– И моя жадность такая?
– Ну, может быть, не совсем возвышенная, но я никогда не слышала, чтобы вы кого-нибудь обманули, так что у вас хорошая, честная алчность.
Жан-Марк слабо улыбнулся:
– Что ж, поскольку у вас нет ничего для меня, вам просто придется уехать…
– Танцующий ветер. – Глаза Жюльетты загорелись от волнения, и она наклонилась вперед. – Ну, конечно. Вам нужен Танцующий ветер.
На лице Жан-Марка промелькнуло удивление.
– Но у вас его нет.
– Возможно, я могла бы придумать способ, как достать его для вас.
– Насколько мне помнится, вы говорили, что у Марии-Антуанетты есть право сохранить свое сокровище?
– Но в Тампле оно для нее бесполезно, так ведь? – Жюльетта быстро соображала. – Сколько вы готовы заплатить, чтобы вернуть Танцующий ветер? Я не помню, сколько вы предлагали королеве?
– Два миллиона ливров. Плюс заем, который дал королю.
– И вы не получили назад ничего из этого займа?
Жан-Марк пожал плечами.
– Я знал, что рискую.
– Два миллиона ливров. – Жюльетта кусала нижнюю губку. – Это большие деньги. А мне заплатите два миллиона ливров за Танцующий ветер?
Жан-Марк с минуту помолчал.
– Да.
Глаза Жюльетты устремились к его лицу.
– Вам он действительно нужен. Не только ваш отец хотел вернуть его семье. Вы тоже этого добиваетесь?
Жан-Марк пригубил вино.
– Не люблю, когда не получается по-моему.
– Нет, я думаю, здесь нечто большее.
– Если это и так, то какое у вас право настаивать и пытаться вытянуть из меня секрет? Могу я иметь право на тайну?
При свечах в его глазах плясали чертики, глаза зажглись циничным весельем, а его прекрасно очерченный рот кривила мефистофельская улыбка. И все же за всем этим Жюльетта чувствовала нечто…