— Неужели опять эта линия? — тревожится Джоунси и, машинально развернувшись в кресле, смотрит в окно, на переменчивое весеннее солнышко. И тут на ум приходит, что парнишка, Дефаньяк, вероятно, съехал с катушек и прихватил оружие (коварный замысел, как говорится в детективах и триллерах, которые Джоунси любит почитывать в свободное время), и Генри каким-то образом это просек.
— Не знаю. Вполне возможно, просто опосредованная реакция на смерть Барри. Видеть его фото на странице некрологов… Но все же поостерегись немного, договорились?
— Ну… конечно, я вполне могу…
— Вот и хорошо.
— У тебя точно все нормально?
— Лучше некуда.
Но Джоунси так не думает. Он уже хочет сказать что-то, когда слышит за спиной робкий кашель и понимает, что Дефаньяк скорее всего уже здесь.
— Вот и хорошо, — вторит он, поворачиваясь к столу.
Да, в дверях переминается его одиннадцатичасовой посетитель, на вид совсем не опасный: обычный мальчишка, закутанный в старое мешковатое пальто с капюшоном и деревянными пуговицами, не по погоде теплое, тощий и невзрачный, с панковской прической, неровными пиками торчащей над встревоженными глазищами.
— Генри, у меня срочный разговор. Я перезвоню…
— Да нет, не стоит. Честно.
— Уверен?
— Да. Но только… тут еще одно дельце. Тридцать секунд есть?
— Естественно, как же не быть?
Он поднимает палец, и Дефаньяк послушно кивает. Однако продолжает стоять, пока Джоунси не показывает на единственный, не заваленный книгами свободный стул. Дефаньяк нерешительно направляется к нему.
— Выкладывай, — говорит Джоунси в трубку.
— Думаю, надо бы смотаться в Дерри. По-быстрому, только я и ты. Навестить старого друга.
— То есть?
Но он не хочет в присутствии постороннего произносить это имя, совсем детское, чуточку смешное имя. Да и ни к чему: Генри делает это за него. Когда-то они были квартетом, потом, ненадолго, стали квинтетом, а потом снова квартетом. Но пятый, собственно говоря, так и не покинул их. Генри называет это имя, имя мальчика, каким-то чудом так и оставшегося мальчиком. Тревоги Генри о нем более понятны, отчетливее выражены. Он объясняет Джоунси, что ничего в точности не известно, просто так, предчувствие, что старый приятель, вполне возможно, нуждается в посещении.
— Говорил с его матерью? — спрашивает Джоунси.
— Думаю, — отвечает Генри, — будет лучше, если мы просто… ну, словом, свалимся как снег на голову. Как насчет твоих планов на этот уик-энд? Или следующий?
Джоунси ни к чему сверяться с ежедневником. Уик-энд начинается послезавтра. Правда, в субботу нужно быть на факультетской вечеринке, но от этого можно легко отделаться.
— Вполне свободен, оба дня, — говорит он. — Ничего, если заеду в субботу? К десяти?
— В самый раз, — облегченно вздыхает Генри, теперь уже больше похожий на себя.
Джоунси чуть расслабляется.
— Ты точно успеешь?
— Если считаешь, что следует повидать… — Джоунси колеблется, — …Дугласа, тогда, вероятно, так и сделаем. Уж очень давно это было.
— Твое собеседование… он уже у тебя?
— Угу.
— Ладно. Жду в десять в субботу. Эй, может, стоит взять «скаут»? Дадим ему размяться. Как тебе?
— Здорово!
Генри смеется.
— Карла по-прежнему дает тебе завтрак с собой?
— Так и есть.
Джоунси невольно бросает взгляд на портфель.
— Что там у тебя сегодня? Сандвич с тунцом?
— Яичный салат.
— М-м-м… Ладно, я пошел. ДДДТ, так?
— ДДДТ, — соглашается Джоунси. Он не может назвать старого друга по имени в присутствии студента, но ДДДТ ни о чем тому не говорит. — Поговорим в…
— И береги себя. Я не шучу, — подчеркивает Генри, многозначительно и чуть зловеще. И снова легкий холодок бежит по спине. Но прежде чем Джоунси успевает ответить (а что он может сказать при Дефаньяке, смирно сидящем в углу), Генри отключается.
Несколько мгновений Джоунси задумчиво смотрит на телефон, кладет трубку, перелистывает страницы ежедневника, густо вычеркивает субботнюю запись: «Попойка в доме декана Джейкобсона» и вписывает: «отпроситься: поездка с Генри в Дерри, повидаться с Д.» Но и это обещание он не сдержит. К субботе Дерри и старые друзья надолго испарятся из его мыслей.
Джоунси набирает в грудь воздуха и переносит внимание на своего взрывоопасного посетителя. Парень нервно ерзает на стуле, очевидно, прекрасно понимая, почему вызван сюда.
— Итак, мистер Дефаньяк, — начинает Джоунси, — согласно документам, вы из Мэна.
— Э-э… да. Питтсфилд. Я…
— В документах сказано также, что вы получаете стипендию, и при этом неплохо учитесь.
Парень, похоже, не просто волнуется. Парень, похоже, вот-вот разревется. Господи, как же это трудно! До сегодняшнего дня Джоунси ни разу не приходилось обвинять студента в обмане, но, похоже, все еще впереди. Потому что это ужасно трудно… то, что Бивер назвал бы сранью.
— Мистер Дефаньяк… Дэвид… знаете, куда деваются стипендии, когда их обладателя ловят на шпаргалках? Да еще на семестровом экзамене?
Парень дергается так, словно спрятанный под сиденьем недоброжелатель только сейчас воткнул оголенный электропровод с низковольтным зарядом в его тощую ягодицу. Губы трясутся, и первая слеза… О Господи, первая слеза ползет по небритой щеке.
— Могу в точности вам объяснить, — продолжает Джоунси. — Такие стипендии испаряются. Вот что с ними происходит. Пуф — и шарик лопается.
— Я… я…
На столе Джоунси лежит папка. Он открывает ее и вытаскивает программу билетов Европейской истории за первый семестр: один из тех чудовищных вопросников-«угадаек», на которых в своей безграничной мудрости настаивает департамент образования. Сверху черным росчерком айбиэмовского карандаша (старайтесь, чтобы пометки были четкими и ясными, а если необходимо стереть, стирайте как можно тщательнее) написано имя:
ДЭВИД ДЕФАНЬЯК.
— Я прочел вашу курсовую, Дэвид, пробежал вашу статью о средневековом французском феодализме и даже пролистал ваши характеристики. Вы, разумеется, не гений, но успевали не хуже других. Кроме того, я в курсе, что вы просто выполняете обязательную программу, ведь ваши истинные интересы не лежат в моей области знаний, верно?