На корабле поднималась суматоха, Кайндел мягко, но решительно отодвинули в сторонку, и она, чтобы не мешать, скорчилась под фальшбортом. Двое парней возились с парусом под аккомпанемент окриков Готье, решительно работающего рулем, остальные разбирали весла и рассаживались по скамьям.
– Странно, разве при распущенном парусе гребут? – удивилась девушка, глядя на Рейра. Тот не уходил с дороги, и, может быть, мешал мореходам не меньше своей спутницы, однако его никто не пытался отодвинуть. Чем он, собственно, и пользовался.
– Почему же нет, – отозвался он, задумчиво глядя на преследующие их драккары. – Просто при сильном ветре это не имеет никакого смысла. Выгода минимальная, а устают гребцы будь здоров. Но нынешний ветер сильным не назовешь, да и беречь чью-то силу незачем. Потому как если дойдет до рукопашной, исход будет одинаковый – что с усталыми, что с отдохнувшими гребцами. Слишком уж силен перевес. А в погоне, сама понимаешь, каждая ерунда имеет смысл.
– Хм… Смотри, как бы тебя на весло не попросили!
– Не, я с веслами не очень. Вот с парусом или с рулем – пожалуйста… Кстати, ихнему чародею пора бы приступить к выполнению своих обязанностей. Как думаешь, а?
– Легок на помине, – пробормотала она, показывая на чародея, рывшегося в вещах у мачты, а теперь, наконец-то отыскав нужное, бросившегося на корму. – Как думаешь, он будет мухлевать с ветром?
– Что ему еще остается…
«Интересно, а ты-то на что-нибудь сейчас способна? – подумала Кайндел, ежась. – Устала, конечно, однако какую-то магию из себя можешь выдавить наверняка. И лучше об этом подумать раньше, чем прямо в минуту боя». В тот же миг она вспомнила о стащенном артефакте. Конечно, тот ей не повиновался, спасибо, что в руки себя взять позволил, однако в минуту серьезной опасности глупо даже не попытаться что-то придумать, оставлять такую мощную вещь лежать без дела.
Не с первого раза ей удалось добраться до мачты, где лежал сверток, и далеко не сразу получилось улизнуть обратно. «Хэй, хэй!» – ритмично восклицали реконструкторы, видимо, чтобы не сбиваться с ритма. Ее раздражали эти восклицания, правда, скоро они стихли, должно быть, гребцы «вошли в ритм», и больше им не требовалось помощи. Корабль несся вперед, и пена шуршала о деревянные борта, и брызги время от времени обжигали ее лицо – все-таки не лето, вода уже была студеная.
Девушка осторожно развернула фольгу и взяла предмет в руки. Между пальцами мягко тлели два темно-алых камня, как два тусклых уголька, и напор энергии, согревший ей лицо, впечатлял. «Все-таки подобного класса штуку нельзя долго держать в изоляции, – подумала курсантка, с осторожностью касаясь металла, а потом и камня. – Ну что – будешь меня слушаться?»
Артефакт, конечно, не ответил. Однако стало ясно, что просто так с ним не совладать. Создатель предмета все равно остается его создателем, особенно если предмет магический. Пусть его наполняет чужая энергия, и эта энергия принадлежит Кайндел – сути дела не меняет. Поэтому, чтобы даже просто воспользоваться его помощью – к примеру, забрать у него свое же, сохраненное – надо было как-то исхитриться.
Чародейка приступила к делу в полной уверенности, что уж у нее-то не может не получиться. Печать Муавия Маургина ведь была артефактом посложнее, однако и с ним она совладала, так что уж говорить о каком-то новоделе?! И в первые моменты, когда ее охватила рассеянная истома, подобная той, которая владела ею в катакомбах у Лемболовского озера, она не насторожилась и не испугалась – так или иначе следовало вступать в контакт с артефактом и добиваться от него повиновения.
На какой-то момент ей показалось, будто она и ее тело существуют раздельно, и в этом нет ничего страшного. Она видела разноцветные ореолы вокруг каждого из гребцов, и целый сонм сияния, облекающий мага на корме. Последний беспорядочно двигал руками, каким-то странным, незнакомым девушке способом увеличивая концентрацию энергии вокруг себя и изменяя тип ее напряженности, в результате чего она загоралась всеми оттенками желтого и синего, и стремилась встроиться в естественную систему энергообмена этого места. «Особенности погодной магии, вот, наверное, в чем дело», – подумала курсантка.
На нее нахлынули образы, которые сменялись настолько быстро, что она не успевала осознать их, и в памяти оставались только смутные ощущения и эмоции, порожденные этими образами. Тоска и восторг владели ею одновременно, и она не могла справиться с их напором. Хотелось одновременно смеяться и плакать, а может быть, перегнуться через борт и охладиться в ладожской волне.
Эта мысль отрезвила ее получше, чем горсть холодной воды в лицо. Кайндел знала за собой эту особенность – она довольно легко поддавалась влиянию чужой магии, если та была достаточно мощна, чтобы справиться с нею, однако оставалась под этим влиянием недолго. Вскоре какие-то таинственные внутренние механизмы приходили в действие и, уловив явное несоответствие, вмешивались в действие чужой магии. Выглядело это как внезапное сомнение, закравшееся в разум девушки.
«Что-то не так, – подумала она отстраненно. – Что-то не так со мной и с этим предметом».
Дальнейшее напоминало путешествие в полумраке. Вечерняя мгла превращает окружающий мир в двухмерную гравюру, где человеческое зрение лишь с трудом может разобрать какие-либо подробности и вынуждено довольствоваться общим впечатлением. Девушка отстраненно, словно за кадрами малопонятной кинохроники, наблюдала за тем, как чародей реконструкторов сумел-таки создать для лодьи условия намного более выгодные, чем для преследующих ее драккаров, и надуть парус магическим ветром. Заметив это, Готье скомандовал поднять весла, и большинство гребцов, успевших умаяться за работой, уложили весла вдоль борта и легли отдыхать. Действия эти были чрезвычайно разумны – в любой момент могла понадобиться вся их сила для очередного рывка.
Быстро сообразив, в чем дело, и отчего преследуемое судно вдруг так быстро понеслось вперед, чародеи с других кораблей принялись забрасывать мага-реконструктора атакующими заклинаниями, которые он, впрочем, пока успешно отбивал.
Конечно, давалось ему это нелегко. Видя его отдаленно, будто чародей стоял от нее не в нескольких метрах, а в полукилометре, самое меньшее, Кайндел одновременно различала капли пота на его лбу и щеках, и через силу удивлялась этому. Несколько заклинаний, едва не спаливших парус и такелаж, он не успел отбить, и тогда вмешался Рейр. Он отражал чужие атаки со слегка издевательской усмешкой на губах, но кому была адресована эта усмешка, его спутница не поняла.
Она оторвала руки от чаши и поднесла их к вискам. Ей трудно было выдраться из состояния, похожего на медитацию, если б оно не возникло само собой, без усилий с ее стороны, и не оказалось бы так прилипчиво. Однако, хоть не с первого, но со второго раза почти удалось. Опираясь рукой о фальшборт, девушка встала, осознавая, что все реакции ее тела сильно замедлены, а значит, освободиться до конца не удалось, и контакт с артефактом продолжается. А в этой ситуации он, если в нем спрятана подобная функция, может попытаться подчинить ее себе. «Ты не забывай, что и сам создатель чаши может не знать, что там он умудрился в нее вложить, – подумала она уже более осмысленно. – А что он за человек и на что способен, ты даже приблизительно не представляешь».