— Я бы не сказал так. — Санджиф держался, несмотря на то что взгляд отца давил всё сильнее.
В который раз Илья восхитился другом, и уже во второй раз — без всяких оговорок. В его лице и позе была толика раскаяния, но куда больше — чувства собственного достоинства и уверенности в собственном праве поступать именно так, как он поступает Подобное умение держаться в сложной ситуации нельзя было на сто процентов воспитать — какую-то долю этого дара надо было получить в наследство.
— А как бы ты сказал?
— Положим, я не совсем прав, что отлучился без вашего позволения, но присутствие охраны воспитывает привычку полагать, что можно всё, что тебе не помешают сделать. Я и мои друзья не планировали отсутствовать так долго и не думали, что побеспокоим вас.
— Что ж, отдаю должное твоей самостоятельности. Возможно, твоё поведение говорит о большем, чем могло бы сказать послушание. Но теперь охрана будет следить за тобой бдительнее, — и внимательно посмотрел на офицера. Тот хмурился. Можно было не сомневаться, что досталось ему очень крепко, а теперь достанется и рядовым охранникам.
Лорд же тем временем повернулся к смущённому Абло.
— Как я могу отблагодарить вас? — спросил он величественно и вместе с тем любезно, без тени высокомерия, зачастую свойственного скороспелым богачам по отношению к менее богатым и незнатным.
— Да я… Я не ради награды, вы же понимаете. Не бросать же ребят незнамо где.
— Поверьте, доставив моего сына домой, вы заслужили мою признательность, которую я хотел бы как-то выразить.
— Ну, честно говоря, если я смогу в кругах моих работодателей намекнуть, что пользуюсь некоторым покровительством столь знатного лорда, то, право, о большем не стоит и мечтать.
— Мой секретарь сообразит, чем можно будет помочь в вашей проблеме с работодателем. — Отец Санджифа мимолетно оглянулся назад, в темноту, и дом с ним возник строго одетый, приученный держаться незаметно молодой человек с большой папкой в руках. Он поманил гладиатора, и тот пошёл, оглянувшись на Илью лишь раз. «Спасибо, ребята», — выразили его глаза.
— Тебе что-нибудь будет от отца? — едва слышно полюбопытствовал Илья у друга, когда их отвели комнату и пообещали принести ужин сюда.
— То, что он уже сказал. Да я и не ожидал меньшего. Может, ещё как-то ограничит. Но оно того стоило, я считаю.
— Да, если окажется, что добыча так хороша, как мы думаем.
— Даже если она не так хороша, — ответил юноша-аргет, убедившись, что рядом нет тех, кто мог бы подслушать. — Мы зато теперь точно знаем, что за артефакт есть у лорда Ингена и что он охотился за тем же, за чем и мы.
— Если это он.
— Ты сомневаешься?
— Нисколько. Но, к примеру, для суда это всё — не доказательство.
— Разумеется. Но при чём тут суд? Если лорд Кернах охотится за чем-то, дающим удачу, ему эта удача зачем-то нужна.
— А кому вообще на свете не нужна удача?
— Это верно, но мне представляется, что будешь охотиться за подобным артефактом лишь в том случае, если планируешь какую-нибудь… какую-то серьезную кампанию.
— Ты полагаешь, если Инген и не планирует переворот, ему удача ни к чему? — проговорила Мирним. — Например, на Совете лордов. Если у тебя есть дар оратора — а у него есть — и толика удачи Совет удастся убедить принять те законы, которые тебе нужны.
— Разве я говорил конкретно о перевороте? Это может быть что угодно. В том числе и какое-то законодательное стремление.
— Ты прости, конечно, что я вмешиваюсь, — сказала Маша. — Но если закон принимается в том порядке, в каком положено его принимать — то есть у вас получается, если его принимает Совет лордов, — он становится абсолютно… законным, не знаю, как иначе сказать.
— Но если закон плохой?!
— Плохой закон — это непродуманный закон. Недействующий. В остальном же законы не бывают плохими или хорошими. Они — законы.
— Так что же, по-твоему, если роялисты будут принимать такие законы, какие им будет угодно, это будет хорошо? — разгорячился Илья.
— Если это будет происходить так, как положено, то получится не хорошо и не плохо. Либо правильно, то есть по закону, либо неправильно. Но через Совет лордов — это ведь правильно, я ведь так понимаю?
— Ты так понимаешь, — подтвердила Мирним. — Но если умение болтать поможет Ингену принять, к примеру, закон об императорской власти — что ж, ты будешь это поддерживать?
— Начнем с того, что Оборотный мир — мне не родной, — с осторожностью начала Маша. — Я не могу поддерживать или не поддерживать чужой государственный строй. Я не считаю аристократию единственно разумным вариантом правления. Поэтому, если ваше государственное устройство изменится в соответствии с требованиями вашей конституции (или что там у вас), я смогу лишь констатировать, что это произошло в рамках вашего законодательства, им было так или иначе предусмотрено, а значит, всё произошло как положено, то есть правильно с точки зрения вашего же закона. Зачем гадать о том, кто что собирается предпринять в законных рамках и как этому можно помешать?!
— Я понял, Машка намекает, что если Инген протащит нужные ему законы, вы просто получите то, что хотели сами.
— Почти, — улыбнулась девушка.
— Ты ничего не понимаешь в нашей жизни и берешься судить? — Мирним процедила это сквозь зубы.
— Не берусь судить. Но либо ваш закон должен предусматривать защиту от дурных законодательных новшеств, либо это плохой закон. Исходить из того, что закон плох, фактически означает признавать необходимость его изменений, а значит, само по себе на какую-то часть — подготовка переворота. — Накрутила-то! — с неожиданным восхищением произнесла дочь учительницы истории и почему-то покосилась на Илью.
А тот лишь дивился, как прихотливы и стремительны изменения девичьих настроений.
— Я думаю, мы можем предполагать, что Инген что-то затевает, — сказал юноша. — Но мы никак не можем помешать, а если расскажем кому-нибудь, всплывет, где мы сами были в действительности.
— Тогда отец тебя точно прибьет, — подтвердила Маша, глядя на Санджифа.
— В прошлый раз он мне простил поход в дереликт.
— На этот раз его терпение наверняка лопнет.
— Наверняка…
— В общем, чего вибрировать-то? Разве мы можем что-нибудь изменить? К сожалению, ровным счётом ничего.
— Это не значит, что ничего и не следует делать.
— Саф, я ещё не решил, честно говоря, как я вообще отношусь к Ингену.
— Ты послушал его и на самом деле решил, что он таков, каким хочет казаться?
— Я, по крайней мере, сужу по тому, что видел и слышал сам, а не как ты — с чужих слов.
— Мальчики, вы что, решили поссориться? — удивленно спросила Маша.