* * *
Первую чару выпили молча. Улеб сморщился, жадно втягивая ноздрями воздух, и Кузьма торопливо подвинул ближе блюдо с огурцами.
– Закуси, княже. Вино сильно хмельное, забыл сказать.
– Заморское? – спросил Улеб, хрустя огурчиком. – Из греков?
– Сам делал. В моей стране все такое пьют.
– Крепкое, – задумчиво сказал Улеб, – и в голову ударило. Тепло по телу пошло. Медом пахнет, но вкус другой – горький. Меда я ведро на пиру выпить могу. Огурцы вкусные, – он взял с тарелки второй огурчик. – Хозяйка делала?
– Сам малосолил. Выпей еще, княже!
– Осторожнее! – воскликнул Вольга, видя, как Кузьма наполняет чашу Улеба до краев. – Это ж водка!
– Вино, – поправил Кузьма, ставя на стол глиняную баклагу. – Медовое, зельеное. Здрав будь, княже!
– И вы, бояре! – степенно ответил Улеб, поднимая чашу. Осушил и снова захрустел огурцами.
– Мясо пробуй, княже! – заторопился Вольга, придвигая Улебу большую латку (глиняную сковороду) со скворчащим в жиру содержимым. – Вкусное, жирное.
– Попробую! – пообещал Улеб, не переставая хрустеть огурцами. – Потом.
– Ну а мы сейчас, – весело сказал Кузьмы, цепляя ножом большой кус жирной свинины. Положил себе на блюдо и, нарезая кусками, стал с аппетитом есть, не обращая внимания на грозные взгляды Вольги. Тот, поняв тщетность своих усилий, вздохнул и последовал примеру Кузьмы.
Кузьма еще не раз наполнял чашу Улеба. Тот упорно уничтожал огурцы (по знаку Кузьмы принесли еще блюдо), не обращая внимания на мясо. И скоро это сказалось. Лицо Улеба раскраснелось, глаза заблестели. Он лихо шлепнул пониже спины подносившую закуску Меланью (та радостно взвизгнула), затем перевел взгляд на стоявшую в дверях и следившую за подносом блюд Марфушу.
– Окажи честь, бояриня! Сядь с нами!
Краска залила лицо хозяйки.
– Срам!
Улеб захохотал.
– Вот так! – весело шепнул Кузьма Вольге. – Как парить гостя голой – пожалуйста, а сесть с ним за стол – срам.
– Потому что знает, что после таких застолий бывает, – шепнул в ответ Вольга.
– Гусельники у вас есть, боярин? – спросил Улеб.
– Нету, – с деланным вздохом отозвался Кузьма.
– А пищальники?
– И пищальников.
– А песельники?
– Песельников тоже нету.
– Тогда спой сам!
– Спел бы, княже, – сказал, кланяясь, Кузьма. – Но лучше тебе это не слышать.
– Я люблю охальные песни, – не унимался Улеб. – А бояриня пусть не слушает.
– Я дурно пою. Медведь на ухо наступил.
Улеб снова захотал. Похоже, что эту шутку он слышал впервые.
– Скучно, – пожаловался он, отсмеявшись. – Я люблю, когда на пиру весело. А в вашей стороне, боярин, на пирах весело?
– Очень.
– Гусельники играют?
– И гусельники, и пищальники, и в бубны бьют. Целые оркестры.
Было видно, что про "оркестры" Улеб не понял, но остальное ему понравилось.
– А девки на пиру пляшут?
– Еще как! И все остальные с ними.
– Даже князья?
– Князья бойчее всех. До потолка прыгают. Особенно, когда девки хороши.
– У нас князьям плясать – срам, – вздохнул Улеб. – А я люблю. Раз князь Изяслав созвал дружину на пир после похода, огнищанин его нашел гусельников, пищальников, бубны… Пели песни, гусли играли, а потом девки пришли… Сначала одни плясали, потом мы из-за столов полезли. Что было! – Улеб засмеялся. – Кто кого сгреб…
Вольга бросил испуганный взгляд на Марфушу, но Улеб не продолжил тему. Спросил о другом:
– Речь у вас, бояре, чудная, но похожа на нашу. И сами вы… Как русские люди оказались так далеко? За горами и морем?
Кузьма замялся.
– Это было еще до старого Владимира. Забрели вои в далекую землю и осели на ней. Переженились на местных, детей завели…
– А как ваша сторона зовется?
– Россия.
– Считай, как наша. Хорошо живете?
– По разному. Есть лучшие и худые. Правые и виноватые. Как и здесь.
– Войны у вас есть?
– Есть, княже.
– С соседними сторонами?
– Сейчас между собой.
– Как и у нас, – вздохнул Улеб. – Совсем князья озверели – идут брат на брата. Хуже половцев… А ваши князья богато живут?
– Кто как. У кого много власти – богатый, кого прогнали – бедствует.
– Изгнанный крамолу точит?
– Точит. Собирает дружину, чтоб стол вернуть.
– А бояре?
– Бояре с тем, у кого стол. Тех, кого прогнали, не любят.
Улеб сумрачно кивнул головой, словно говоря: "И у нас так".
– Вас за что прогнали? Убили кого?
– Врагов великого князя.
– Много?
– Пятерых.
– Князь повелел?
– Его люди сказали, что велел. У князя враги дочку украли.
– За выкуп?
– Для позора. Хотя выкуп тоже просили.
– Дочку отбили?
– Отбили.
– Что вас князь не защитил?
– Он далеко был в то время. А другие враги нам дорогу в свою сторону перекрыли.
– И вы обернулись хортами?
– Так, княже.
– Как же дошли? Ты говорил, боярин, что ваша сторона далеко. Что ели?
– Акриды и мед.
– Как Иоанн Креститель?
– Ты хорошо знаешь Писание, княже.
– Братия в монастыре учила. Но где в Поле мед?
– В Поле были только акриды.
– Лжа, боярин. Я помню, какими вас увидел. Голодали?
– Голодали.
– И я, случалось, голодал, – насупился Улеб. – Ох, как тяжко, бывало, бояре! Другой раз лежишь под кустом, дождь тебя поливает, в пустом животе бурчит, холодно, мураши лесные под доспехом бегают, а ты думаешь: за что Господь меня так наказал? Что я, сиротинушка, тут делаю? Нет у меня ни доброго отца, ни ласковой матери, ни любезной сестрицы. Один на белом свете, – Улеб всхлипнул. – Чем я прогневил Господа?
Кузьма подсел ближе и обнял его за плечи.
– Не плачь, княже! Все образуется.
– Как мне не плакать, – пьяно возразил Улеб, – когда моя отчина и дедина сейчас у стрыя? Я там уже десять и четыре года как не был. Видел бы ты, боярин, мой Гомий!