— Почему у тебя?
— Считают нас родственниками. Ты нас сюда привез, устроил, наказал не обижать. А сейчас… Я не должна быть с тобой! Не свободна, муж в Красной Армии… Получается — сука… — Соня всхлипнула.
Крайнев хотел утешить, но в этот момент в дверь постучали.
— Говорила же! — вскочила Соня.
Крайнев отодвинул занавеску, глянул и побежал открывать. На крыльце стояла Настя.
— Сказали: ранили тебя! — радостно защебетала она. — Пришла проведать.
— Ерунда! — махнул рукой Крайнев. — Царапина…
— Поедешь домой? — улыбнулась Настя.
Крайнев покачал головой. Настя посмотрела на него снизу вверх, в глазах ее плеснулось изумление. Крайнев догадался, выхватил из кармана носовой платок и, чувствуя себя полным идиотом, стал торопливо стирать с лица следы помады. Внезапно взгляд Насти переместился за его плечо и застыл. Крайнев оглянулся. Позади стояла Соня. Как была: в одном белье, уперев руки в бока.
— Я пойду… — дрогнувшим голосом сказала Настя и сбежала с крыльца.
Крайнев догнал ее только за оградой. Жестко взял за плечи, развернул. По щекам Насти бежали крупные слезы. Он мягко отер их тыльной стороной ладони.
— Она не имела права! — зарыдала Настя. — Я первая тебя увидела!
— Настенька… — ласково сказал Крайнев.
— Первая! Первая! — топнула ногой Настя. — А она… Губы накрасила… У нее муж на фронте!
— Не все так просто, — вздохнул Крайнев.
— Утоплюсь! — решительно сказала Настя.
— Вода холодная.
— Что?
— Топиться неприятно, — пояснил он. — Потом лежать на дне… По лицу будут жабы ползать: скользкие, противные… Вот так! — Он пробежался пальцами по ее лицу.
Она сердито оттолкнула его руку. Крайнев обнял ее за плечи. Она попыталась вырваться, но затихла.
— У меня есть близкий друг, Семен Нестерович, — тихо сказал Крайнев. — Он очень любит единственную дочку. Жаль Семена.
— А меня?
— Нисколечки! Не люблю утопленников!
— Ладно! — шмыгнула носом Настя. — Не буду!
— Правильно! — одобрил Крайнев. — Скажи Семену, чтоб привел коня. Завтра еду в Город.
— Вещи твои собрать? — дрогнувшим голосом спросила Настя.
— Пока не нужно.
Настя радостно кивнула и побежала по улице. Крайнев проводил ее взглядом и вернулся в дом. Соня сидела на койке, одетая в старое платье. Все его подарки валялись в углу. Сверху стояли ботиночки. «Все видела!» — понял Крайнев. Вздохнув, он достал из кармана кисет.
— Это она вышивала?
Крайнев не успел ответить. Соня вырвала кисет из его рук и разорвала надвое. Табак коричневым облачком рассыпался по полу.
— Вот! Вот! — Соня бросила кисет на пол и начала зло топтать его ногами.
Крайнев пожал плечами и пошел к вешалке.
— Не пущу! — Соня преградила ему дорогу.
Крайнев попытался ее отодвинуть. У него почти получилось, но Соня внезапно упала на колени и намертво вцепилась в его ноги. Он попытался двинуться — не смог.
— Соня! — тихо сказал Крайнев. — Я хочу курить. В кармане пальто пачка табаку.
— Иди к койке! Я сама…
Она расцепила руки, и Крайнев послушался. Она принесла табак и стояла над ним, пока он набивал трубку. Как только он стал раскуривать, она присела и ловко стащила с него сапоги.
— Соня?
— Тебе надо отдохнуть! — бормотала она, расстегивая пояс его галифе. — Ты раненый! Полежи!..
— Я с трубкой!
— Курить можно в постели, — не согласилась она.
Крайнев послушно дал себя раздеть. Соня торопливо сложила одежду и заперла в шкафу. Затем затолкала его под одеяло. Сама, преграждая ему путь, легла с краю.
— Вдруг мне по нужде? — поинтересовался Крайнев.
— У меня ведро есть!
Он засмеялся. Она привстала, недоуменно глядя на него, а он хохотал, не в силах остановиться. Соня как-то криво улыбнулась и заплакала. Крупные, как градинки, слезы выкатывались из ее глаз и падали ему на грудь. Крайнев отложил трубку.
— Ну вот! Саломатин запретил тебя обижать…
— Ты не обижаешь, — виновато улыбнулась она. — Не знаю, что со мной… Подумала: «Уйдет!»
— Это почему же? — обиделся он. — Мне сегодня кое-что обещали…
— Сейчас! — она стащила платье. — Пояс надеть?
— Ну его! — сказал Крайнев, затаскивая ее под одеяло. — Что мы — немцы?..
Назавтра Семен привел коня, но Крайнев в Город не поехал — Соня не пустила. Едва он намекнул об отлучке, глаза Сони набухли, и Крайнев вынужден был поклясться: за ограду фельдшерского пункта — ни ногой. Семен его решение одобрил.
— Опасно тебе, — сказал, раскуривая самокрутку. — Пусть все уляжется. Сам съезжу. Запрягу коня в телегу…
Крайнев покачал головой.
— Ты у нас большой человек, — усмехнулся Семен, — а я простой селянин. Документы исправные, скажу: на торг! Завезу Гавриловне гостинца, заодно разузнаю, что слышно.
— Привези досок, раз так! — попросил Крайнев. — В Заречье открыли лесопилку.
— Много?
— Скворечник такой сколотить! — Крайнев указал на сортир.
— Надолго обустраиваешься, — сделал вывод Семен. — Вдруг Сонин муж вернется?
— Его часть попала в окружение, — хмуро ответил Крайнев. — Это плен. Он еврей…
Семен вздохнул и бросил самокрутку.
— Вещи твои привезти? — спросил деловито. — Хотел, да Настя не отдала. Сказала: ты не велел.
— Утопиться грозилась! — пожаловался Крайнев.
— В мать! — улыбнулся Семен. — Ту родители бить пробовали, чтоб за меня не шла, так она взяла веревку: «Удавлюсь!..»
— Не станет Настя топиться, Ефимыч, не бойся! Она девушка серьезная и выводы сделала. Врачом хочет стать. Как думаешь, Соня возьмет в науку?
К удивлению Крайнева, Соня согласилась. То ли не видела в Насте соперницу, то ли решила: пусть будет на виду. Вчерашнее объяснение убедило Соню в серьезности намерений интенданта Брагина. Она перестала стесняться. Каждую свободную минуту бежала к любимому, обнимала жарко. Будь Сонина воля, Крайнев вообще бы не вылез из койки, но тут он решительно воспротивился.
Семен, как и обещал, привез из Города новости и доски. Новости оказались хорошими: Крайнева никто не подозревал. В Городе после похорон убитых немцев и полицаев только и разговоров было о большевиках, заполонивших окрестные леса. Немцы строили огневые точки и на въезде в Город рьяно обыскивали приезжающих крестьян. Некоторых сразу забирали в СД. Семену помог новенький аусвайс, выхлопотанный Крайневым, и щедрая взятка постовым. Кроме досок Семен привез несколько еловых жердей, гвозди, инструмент. На заднем дворе Крайнев выкопал яму, сбил каркас и обшил его досками. Он заканчивал, когда пришел Саломатин.