— Ну… — замялся Крайнев. — Я теперь женатый.
— Приводи! — разрешила Валентина. — Глаза не выцарапаю!
В этот раз ей не удалось отстраниться.
— Я выдал двести одиннадцать аусвайсов, — прошептал он ей на ухо. — Считай, ты их спасла!
— Мордехаю тоже? — поинтересовалась она таким же шепотом.
— Он теперь Шишов, — информировал Крайнев.
— Мордехай? — засмеялась Валентина. — Хотелось бы взглянуть!
— Приведу…
— Ну тебя! — делано рассердилась она.
— Будь осторожна! — попросил Крайнев, прощаясь. — Немцы теперь злые.
— Ты тоже. Слышала: ранили?
— Царапина. Давно зажила.
— Я даже знаю, кто лечил, — вздохнула Валентина…
Крайнев опасался быть разоблаченным немцами, но разоблачила его Соня. Из-за беспечности. Сбегая к себе от удушливой Сониной любви, Крайнев жил в Москве днями, а однажды так увлекся, что задержался на неделю. В Москве было хорошо: заканчивался август, было тепло, после холодного ноября сорок первого Крайнев оттаивал душой и телом. В банке жизнь текла спокойно и размеренно, даже Маша перестала раздражать нарядами — одевалась строго и просто. Однажды она заглянула к нему и сообщила: Крайнева хочет видеть член правления Дюжий.
Вызов был странным. Надевая пиджак, Крайнев открыл страничку интранета и пробежал глазами скупые строчки официальной биографии. Дюжего звали Степаном Савельевичем, лет ему было под семьдесят, в банке он числился членом правления с решающим голосом, но без определенных обязанностей. Такие должности именовались «золотыми парашютами» и давались отставным чиновникам, оказавшим некогда большую услугу хозяевам дела и чьи связи в высоких инстанциях оставались полезными. Банк при этом избавлялся от ненужных хлопот с властями, «парашютист» в благодарность получал приличную зарплату. Информация о чиновничьем прошлом Дюжего отсутствовала (что, впрочем, ни о чем не говорило), с фотографии в интранете смотрел седой человек с умным, волевым лицом. Крайнев вспомнил: именно Дюжий горячо жал ему руку при вручении бонуса на корпоративе.
Крайнев поднялся на вип-этаж, охранник без звука пропустил его (по всему было видно, предупредили), Крайнев прошел по широкой ковровой дорожке до нужного кабинета. Дверь оказалась обычной, не двухстворчатой, и кабинет оказался ей под стать — небольшой, аскетично обставленный. «Все-таки парашют!» — решил Крайнев, оценив. Дюжий поздоровался с ним за руку и указал на стул. Крайнев сел. Дюжий не спешил с началом разговора, с любопытством разглядывая гостя.
— Мне сказали, Виктор Иванович, — наконец сказал он, — что вы по памяти цитируете документы. — Голос у хозяина кабинета был звучный, не по возрасту сильный. — Это так?
Крайнев пожал плечами: его вызвали только за этим? Он не артист разговорного жанра!
— Пожалуйста, вспомните пункт шесть-семь устава банка! — как ни в чем не бывало продолжил Дюжий.
— Акционер имеет право произвести отчуждение своего пакета акций только в пользу другого акционера, — спокойно зачитал Крайнев. — Продажа, дарение, уступка или иное действие с акциями не в пользу акционера разрешается только с одобрения общего собрания.
— Правильно! — подтвердил Дюжий.
«Боже! — вдруг сообразил Крайнев. — Чтоб подарить мне акции, созывали собрание?»
— Решение инициировано мной, — отвечая на его немой вопрос, сообщил Дюжий. — И принято мной. Это нетрудно — контрольный пакет акционерного общества принадлежит мне. В документах указана фирма, но она моя.
Лицо Крайнева помимо воли изобразило изумление, Дюжий улыбнулся:
— Не верите?
Крайнев выразительно обвел глазами кабинет.
— Скромность украшает человека, — сказал Дюжий. — В отдельных случаях спасает жизнь. Банк создавался в девяностые, в ту пору репутация владельца имела запах горячего свинца. Времена другие, но я не стал менять. Привык. Не сомневайтесь, Виктор Иванович, это мой банк. Десять лет назад немцы побоялись больших капиталовложений — рискованно. Я к тому времени имел в Германии бизнес, весьма успешный, и располагал средствами. Немецкий банк дал имя, я — деньги. Теперь они хотят контрольный пакет. Только я не продаю… Пожалуйста, вспомните, пункт шесть-восемь устава!
— Акционер имеет право передать свой пакет акций в доверительное управление только другому акционеру.
— Хороший пункт, — довольно сказал Дюжий, — сам писал. Никакой рейдер не подступится. Немцы недоумевали — у них нет захвата предприятий.
«Сильно захотят — захватят!» — подумал Крайнев, но благоразумно промолчал.
— Догадались, почему стали акционером?
Крайнев потрясенно кивнул.
— Удивлены?
— Неожиданно! — признался Крайнев.
— Это приятная неожиданность, — улыбнулся Дюжий. — Освоитесь. Мне пора на покой, поэтому понадобился человек для управления банком. Тем не менее я вас не тороплю, можете подумать…
Крайнев вежливо поблагодарил и хотел откланяться, как дверь в кабинет распахнулась. На пороге появилась молодая женщина. По тому, как она ворвалась, не постучав, Крайнев понял: с Дюжим ее связывают не служебные отношения.
Дюжий заулыбался и встал. Гостья подлетела к нему и чмокнула в щеку.
— Привет, папа!
— Здравствуй, милая! — проворковал Дюжий, возвращая поцелуй. — Опаздываешь!
— Пробки! — пожала плечами гостья. — К тому же спешить некуда — картины не убегут. — Она только сейчас заметила, что в кабинете есть еще кто-то, и с любопытством уставилась на Крайнева.
— Знакомься, Оленька! — поспешил разрядить неловкость Дюжий. — Виктор Иванович Крайнев, начальник внутреннего аудита. Это моя дочка. Наследница и продолжательница дела.
— Не буду я его продолжать! — капризно сморщила носик гостья.
— Оленька — художница! — снисходительно пояснил Дюжий. — Между прочим, известная. Ольга Казакова, слышали?
Крайнев машинально покачал головой, тут же поймав себя на мысли, что Ольга, наверное, обидится. Но она рассмеялась, продолжая пристально рассматривать Крайнева. Затем, шагнув ближе, взяла его за подбородок и повернула к свету.
— Оленька! — сокрушенно воскликнул Дюжий, но дочка не обратила внимания.
— У вас интересное лицо, — сказала она. — Вы совершенно не похожи на банкира. Скорее на воина.
— Оленька! — вновь раздалось от стола.
— Что я такого сказала! — обиделась Ольга. — У человека интересное лицо, ему приятно слышать. Ведь так? — она заговорщицки подмигнула Крайневу.
— Так! — подтвердил он, не в силах сдержать улыбку.
— Видишь! — сказала Ольга отцу.
Тот только руками развел. Ольга помахала ему ручкой и побежала к дверям.