— В основном две вещи, — задумчиво произнесла Верлерадия. — Первую ты исполнил без всяких моих просьб, когда не стал уничтожать Ромейскую империю и позаботился о ее населении. А вот сейчас я хочу попросить у тебя ребенка. — И девушка внимательно взглянула в глаза лана, словно ища в них ответ на свой вопрос.
— Что? — В первый момент Аларих решил, что ослышался. Потом подумал, что, как уже бывало, неправильно понял богиню, и решил уточнить: — В смысле? Чтобы я принес тебе в жертву ребенка?
Подобная просьба шла как-то вразрез со сложившимся у него в сознании образом богини, пропагандирующей милосердие и неприятие человеческих жертв. «Однако обстоятельства бывают разные, — подумалось Хватке, — мало ли по каким причинам ей могла потребоваться подобная жертва». Это было вполне в традициях тех богов, под покровительством которых он вырос, и потому он не видел в таком желании ничего слишком уж особенного. Поскольку ответа на свой предыдущий вопрос он так и не получил и, сочтя молчание опешившей Верлерадии знаком согласия, решил уточнить параметры будущей жертвы:
— Мальчика или девочку? Какого возраста? Подойдут ли рабы или это должен быть отпрыск какого-либо знатного рода?
— Да как ты мог до такого додуматься?! — справилась наконец с охватившим ее столбняком богиня. — Я. Не приемлю. Кровавых. Жертв, — чеканя каждое слово, произнесла она. — Никогда. Ни при каких условиях! Ни за что, даже ради спасения собственной жизни! А уж тем более — убийство ребенка! — в конце она перешла на крик и вдруг заплакала, закрыв лицо узкими ладонями.
Аларих вздохнул и, желая утешить, осторожно обнял Верлерадию. Вновь, как и пять лет назад, ему стало жаль прижавшуюся к его плечу и тоскливо всхлипывающую богиню. И опять, как и тогда, он не знал, что сказать или сделать, чтобы не усугубить ее слез. Поэтому мужчина молчал, лишь изредка гладя девушку по длинным, мягким, словно зрелый лен, волосам.
— Я хотела ребенка вовсе не в том смысле! — Отчаянные всхлипывания сложились наконец в более-менее различимые и понятные для не умеющего читать мысли человека фразы. — Я от тебя ребенка хотела! Родить…
Услышав последнее слово, Аларих буквально закаменел.
— Что??? — не веря в собственное счастье и опасаясь, что ему просто послышалось, переспросил он. — Что ты сказала?
— Я хочу родить от тебя ребенка, — убрав руки от лица, твердо произнесла девушка и решительно взглянула в его глаза. — Вот. Не так часто среди людей рождается подходящая для богов пара. И я не такая дура, чтоб упустить свою удачу из-за глупых предрассудков. Но если ты не хочешь, — вдруг робко всхлипнула она, — я все пойму, я приму любое твое решение. Ты согласен?
Аларих не смог сдержать вылезшую на лицо веселую усмешку.
— Так вот, значит, что чувствует женщина, когда ей делают предложение руки и сердца, — улыбнулся он. — Интересные, надо сказать, ощущения. Я согласен, моя императрица!
Время летит. Быстрее всего оно мчится, когда дело касается смертных. Особенно смертных, загруженных делами и несущих на своих плечах бремя власти. Со дня свадьбы молодого вождя Алариха Стальная Хватка и богини — покровительницы ромеев Верлерадии Милосердной прошло три года.
Много событий случилось за это время. Не дождавшись появления на свет долгожданного внука, умер могущественнейший вождь и безжалостный завоеватель, основатель раскинувшейся на две трети мира Великой Степи, Сельман Кровавый. Вступивший в права наследства Аларих официально объявил себя императором и, не желая жить вдалеке от любимой жены, перенес столицу в Ремул. Некоторые из древних степных родов, осмелившиеся возражать данному решению, захлебнулись в собственной крови. Та же участь постигла и тех, кто решил воспользоваться временным благодушием Алариха и рискнул поторговаться для получения некоторых преференций. После столь наглядной демонстрации те, кто остался в живых, мудро рассудили, что «яблочко от яблони далеко не падает» и что сын Сельмана Кровавого вполне достоин своего отца, заслужившего свое прозвище отнюдь не из-за пристрастия к алому цвету.
В положенный срок, спустя три месяца после коронации, у молодого императора родился сын. То, с какой пышностью отмечал знаменательное событие счастливый отец, произвело немалое впечатление на всех, кому повезло принять участие в празднике.
Но во всем хорошем может таиться зачаток будущей беды. Слишком много времени прошло с последнего наступательного похода ланов. Некогда отважные степные воители все чаще и чаще предпочитали мирные пути решения проблем, не желая лишний раз рисковать своей счастливой жизнью. Постепенно соседи Великой Степи перестали волноваться за свои границы. За восемь лет существования империя больше не предпринимала никаких попыток нападения, она росла, богатела, развивалась.
Все чаще и чаще ее диковинные разработки и несметные сокровища будоражили умы ближайших государств. Но если раньше их останавливала осторожность и страх перед могучей армией, то теперь жадность притупляла инстинкт самосохранения. Да и армия была уже не та. Восемь лет мира, довольства и сытой жизни — достаточный срок, чтобы расхолодить даже самых непримиримых и жестоких головорезов.
А в это время в Дарайском королевстве, основном западном сопернике империи ланов, умер король. Взошедший на престол наследник, Норберт Свирепый, опасений отца не разделял и решил попробовать на зуб лежащие на востоке богатые земли Степной империи.
«Разве они опасны? — все чаще размышлял он, слушая доклады шпионов. — Они разжирели и потеряли хватку. Аларих слишком озабочен развитием мирных ремесел. Да стоит ли ждать отваги и воинской сноровки от императора, который пишет стихи и даже не скрывает этих своих наклонностей? А ведь у них такие земли!»
И так думал не он один. Обширные богатые земли вызывали зависть у всех соседей, и по мере того, как слабел страх перед бесчисленными туменами степных воителей, сильнее и ярче разгоралась жадность и крепло желание отщипнуть у Великой Степи лакомый кусочек неисчислимых богатств. Идеи Норберта нашли много последователей, и все новые и новые страны, княжества, герцогства и королевства присоединялись к тщательно сколачиваемому им союзу.
И вот настал день, когда огромная армия союзников под предводительством дарайского короля направилась в сторону Великой Степи. Первые стычки произошли на западной границе бывшей Ромейской империи. За первый месяц войны империя потеряла шесть городов. Когда об этом доложили Алариху, он чуть не завыл от злости. Глянув на карту мира, великий император гневно ударил кулаком по столу. Проклятый контракт. Проклятый Ллуарт, из-за которого он не мог сам вступить в битву. Два тумена отборных воинов — все, что он смог набрать за столь короткое время, — отдал Аларих Тилле, и как всегда веселый и улыбчивый Лис поцеловал жену, обнял дочь и сына, взмахнул рукой со сверкающей саблей и отправился в бой, пообещав, что вернется с победой или не вернется вовсе.
Он не вернулся. Гонцы рассказали Алариху о последних минутах его друга. Тилла вел в бой воинов Степи, и армия противника была уже почти сокрушена отважными воителями, когда из глубины смешавшихся вражеских рядов показались странные устройства. Они походили на прикрепленные к огромным колесам бронзовые трубы.