Book.

— Безусловно!

— Хорошо. Подумаю, что может понадобиться, кроме охраны, и сообщу. Но для начала нужна связь. Я хочу иметь номер телефона и электронный адрес, защищённый и совершенно секретный, чтобы связываться с… с теми, с кем я пожелаю связаться.

— Это несложно. Ещё что-нибудь?

— Одно, пожалуй. Мне ведь понадобится обслуга, охрана — как я предполагаю, вокруг постоянно должны находиться десятки людей?

— Конечно. Вам надоела эта ваша… Карен Розенталь?

— Нет, пусть остаётся. Но я настаиваю, чтобы основную часть окружения составляли геи.

— Кто??? Ах да, вполне вас понимаю. — Оливия посмотрела задумчиво. — Бедняжка, вы ведь совсем не рады.

— Чему? На меня обрушился кошмар, где тут поводы для восторга?

— Ну, женщинам обычно нравится, когда их хотят…

— Оливия, когда тебя хочет любовник или два, это здорово. А я… каждый раз, когда до меня докатываются волны массовой похоти, чувствую себя изнасилованной. И не так, знаете ли, сладко, как в садомазофантазиях. Как по горло в дерьме стоять.

— Ох, Марджори… Если понадобится, я найду евнухов, только бы вам стало чуточку легче.

«После того эфира, — злобно думала Мардж, — у меня есть парочка кандидатов на кастрацию. Вот только видеть их не желаю». Во время беседы её неприятно поразила мысль, к делу не относящаяся. Когда обмолвилась о новом номере и адресе, вдруг поняла, что человека, с которым сейчас могла и хотела бы общаться, не существует.

Бродила по дому, прикидывая, что стоит взять с собой на гастроли в столицу. Маленький ноутбук, вот что. Поработать там не дадут, понятное дело, но ей будет спокойнее. Ещё нашла тонкий шнурок, прицепила к нему флэшку и повесила на шею — для сохранности. Ну вот, можно ехать.

В белой-белой комнате на белом-белом диване в белом-белом платье сидела Мардж — мрачнее тучи. Гостиничный номер нельзя было назвать роскошным — его создавали где-то за пределами денег и далеко за пределами здравого смысла. Невозможно понять природу окружающих шелковистости и мягкости, блеска и света — то ли кожа, то ли бархат; то ли мех, то ли пух; то ли тончайшая паутинка, то ли вовсе световая проекция. И всё белое. Проведя почти четыре месяца на свежем воздухе, вдали от косметолога и парикмахера, Мардж чувствовала себя заскорузлой крестьянкой — даже сейчас, после того, как её отдали во власть блондинистых ангелов, которые захлопотали над её лицом, волосами и руками.

— Аах, — кружились и пели создания причудливого пола, — как же можно так себя запускааать. Ах, какая у нас появилась процедурка для вашего типа кожи, секретная разработка, невиданное сияние эпидермиса. Ах, новая коллекция маникюрных покрытий вас поразит — стразики в этом сезоне совершенно революционного оттенка. Ах, какие тенденции сейчас в мире причёсок, вижу вас в креативной стрижке с прядями шести цветов. Ах…

— Брысь, — сказала Мардж часа через три, — то есть спасибо, конечно, но брысь. Ничего выстригать, красить и татуировать мы не будем. Может быть, в другой раз.

Разочарованно шелестя, ангелы отлетели, им на смену пришёл стилист, который, слава богу, болтал заметно меньше, просто показал эскизы платьев, и они выбрали девять на три дня, что с учётом двух мероприятий, видеосъёмки и фотосессии — сущие пустяки.

К Мардж приставили пресс-секретаря, корректного сорокалетнего мужчину без чувства юмора. Когда он вошёл, Мардж забеспокоилась и тихонько дернула за рукав Карен — вездесущую, но незаметную: «А точно голубой?» «Как небо», — одними губами ответила та.

Серджио в самом деле излучал безразличную вежливость и безупречное стремление выполнить работу наилучшим образом.

— Марджори, на ваше имя поступило несколько тысяч писем, не только электронных, но и бумажных. С ними сейчас работает специальный отдел. Послания от частных лиц мы отсеиваем, но вы, разумеется, можете их прочитать, если захотите.

— Боюсь, что не захочу.

— Я так и подумал. Почту от бизнесменов, политиков, общественных организаций и медийных персон мы также сортируем. На данный момент набралось около сотни писем, которые вам стоило бы посмотреть.

— Пожалуйста, отберите половину и доставьте мне сегодня вечером.

— Хорошо. На завтра у вас назначен приём, в три часа дня. Здесь, в отеле, соберутся девять самых влиятельных лиц государства.

— Что ж, я это выдержу. Лишь бы мне не пришлось для них готовить.

— Не беспокойтесь, на нас работают лучшие в стране повара. — Серджио не улыбнулся, и Мардж устыдилась своей неуклюжей шутки. — Послезавтра, в шесть часов пополудни, состоится ваше выступление перед публикой. Служба безопасности пришла к выводу, что самым надежным будет произнести речь с балкона.

— Чтооо? Мне придётся орать лозунги с двенадцатого этажа?!

— Нет, всего лишь с шестого. К тому же вам дадут микрофон. Я написал текст. — Он протянул несколько листков.

— Спасибо, Серджио, я с ним обязательно ознакомлюсь, но должна отметить, что моя профессия подразумевает умение обращаться со словами не хуже вашего.

— Не сомневаюсь, но вас услышат миллиарды.

— Прямо тут и соберутся?

— Нет, будет организована трансляция и…

— Извините, я пошутила.

— А сегодня у нас по графику видео- и фотосъёмка.

Без скандала, разумеется, не обошлось. Мардж думала, что ей придётся всего лишь стоять в романтических позах, смотреть вдаль и всё такое, но фотограф требовал эротических ракурсов, пытался засунуть объектив то в лиф, то под подол, приговаривая, что народ жаждет видеть подробности. Он невозмутимо вертел Мардж, перекладывал её руки, передвигал ноги, как куски мороженого мяса, добиваясь самых неестественных положений. И Мардж, обычно довольно раскованная перед камерой, в конце концов одеревенела, отказалась шевелиться и потребовала, чтобы её оставили в покое.

С видеооператорами проблем не было, они лишь просили смотреть, улыбаться, сидеть на подоконнике, задумчиво глядя на закат, ну и произнести пару фраз: «Здравствуйте, меня зовут Марджори Касас, я писатель. Люблю цветы, прогулки и покой», — что-то вроде этого.

Кажется, ничего особенного, но к вечеру Мардж вымоталась, как лошадь, рухнула в постель около десяти и немедленно заснула, так и не посмотрев письма.

После завтрака на неё опять обрушилась армия косметических маньяков. Мардж, наученная опытом, велела им ничего не стричь и не красить, а потом расслабилась и задремала. В зал приёмов она спустилась отдохнувшей и очаровательной. Обед прошел мирно, не считая того, что один официантик, подлив воды в её бокал и отойдя негнущимися ногами на пристойное расстояние, лишился чувств. Но все предпочли сделать вид, что ничего не заметили, а тело унесли быстро и беззвучно, как упавшую салфетку. Мардж рассматривала сотрапезников, но большая часть лиц оказалась незнакомой. Ну да, Серджио же сказал «влиятельные», а это отнюдь не то же, что и «знаменитые». Впрочем, президентше Оливии Мардж обрадовалась как родной. Чувствовала себя немного скованно, но втайне гордилась, что ни разу не запуталась в приборах, — правда, на всякий случай отказалась от рыбы, потому что выбрать правильную вилку было выше её сил.